Своими соображениями о том, почему в российскую армию возвращается, казалось бы, искорененная "дедовщина" и почему реакцию военных властей на происходящее нельзя назвать адекватной, с  "Гражданскими новостями" поделился  координатор правозащитной инициативы «Гражданин и армия» Сергей Кривенко. 

Закончившийся несколько недель назад весенний призыв стал лишним поводом вспомнить об одной из самых неприятных проблем, связанных с армией - о "дедовщине" .

Вот два наиболее громких дела из "недавних": 25 октября 2019 года в войсковой части 54160 в ЗАТО Горный, Забайкальского края, доведенный дедовщиной до крайности рядовой Рамиль Шамсутдинов убил восемь и ранил двоих военнослужащих ВС РФ. Второй случай произошёл весной 2020, когда в апреле погиб солдат-срочник из Иркутской области Дмитрий Вебер. По официальной версии он покончил с собой. По мнению же родных - солдат был убит после истязаний сослуживцами. 

По мнению правозащитника, проблемы начинаются уже с того факта, что последние законодательные новшества российских властей сделали статистику гибели военнослужащих секретной. 

"До 2009 года Минобороны публиковало статистику правонарушений в армии, в том числе статистику гибели солдат. После  2009 военные прокуроры перестали публиковать эти данные. В результате, мы узнаем только о наиболее громких происшествиях, которые дошли до СМИ. Только вот по редким всплескам в интересах СМИ мы видим, что такие случаи продолжают происходить". 

И реакция командования на этот случай, и типичная реакция – попытка обвинить самого солдата, любимый сюжет командования, что якобы он получил какое-то письмо из дома, от девушки и из-за этого стал страдать и покончил с собой – это не выдерживает никакой критики. Такие случаи известны на протяжении 30 лет, со времен Советского Союза. Это стандартная реакция командования, такая нехорошая попытка обвинить самого военнослужащего вместо того, чтобы провести полноценное расследование".

Как отметил господин Кривенко, случаев подобных гибели Дмитрия Вебера довольно много: 

"Мы сами только в одной нашей организации выпускаем третью книгу, где перечислены 150 похожих случаев,  которые произошли за последние 25 лет, когда родные и близкие не верят официальной версии самоубийства из-за девушки или личных проблем, и требуют от прокуратуры проведения надлежащего расследования. К сожалению, типичный случай, когда происходит гибель в армии, не идет розыск виновного и исследование всех причин, а быстренько списывают, несмотря на доказательства – состояние тела, какие-то свидетельские показания, для армии намного легче обвинить самого призывника и дело закрыто".  

По словам правозащитника, в большинстве случаев версия военных о самоубийстве из-за психологических проблем солдата не выдерживает никакой критики:

"При призыве молодой человек проходит медосвидетельствование, осмотр у психиатра, заполняет большое количество тестов и если случаются сбои на этом пути, то очень-очень редкие. Существует фильтр для того, чтобы человек с неуравновешенной психикой не попал в армию, и этот фильтр работает, и случаев, когда молодой человек, которому доверили в руки оружие и который призван на защиту Отечества, вдруг из-за какого-то письма из-за девушки и так далее, мог покончить собой – практически не бывает". 

Кроме того, указывает господин Кривенко,  сейчас нет нужды "грести всех подряд" в армию. Военкоматы могут выбирать наиболее качественных и психологически устойчивых кандидатов для службы. В этих условиях призывается примерно треть молодых людей из поколения. Гражданские активисты, занимающиеся проблемами армии уверены, что причина возрождения "дедовщины" кроется в остановившейся армейской реформе.  

В первое десятилетие двухтысячных годов шел переход армии на контрактное комплектование,  с двух до одного года был сокращен срок службы по призыву. В марте министр обороны Шойгу сообщил,  что число военнослужащих по контракту в российской армии увеличилось более чем в два раза с 2012 года и составило 405,1 тысячи человек, а количество призывников "уменьшилось до 225 тысяч".

Как пояснил Сергей Кривенко, в рамках реформы под руководством министра Анатолия Сердюкова были проведены серьезные преобразования, направленные на гуманизацию военной службы, и они принесли хорошие плоды: "Тогда об этом много говорили, о новом облике вооруженных сил, были предприняты меры, которые позволили действительно изменить облик армии, успешно побороться с дедовщиной. Ушла дедовщина как массовое явление. Но, к сожалению, эти преобразования были потом остановлены и не завершены". 

При этом, правозащитник отмечает, что даже достаточно высокий сейчас уровень насилия в армии –  ниже, чем был раньше из-за прошедших преобразований. Так, по данным СКР, число военнослужащих, пострадавших от нарушений уставных правил взаимоотношений и рукоприкладства, уменьшилось на 7,6%. С начала 2019 года в войсках России от командиров пострадали более 100 военнослужащих.

Случаи же, подобные делам Шамсутдинова и Вебера - следствие незавершенности преобразований, которые начались при Сердюкове. 
И исправить положение могло бы завершение реформы, считают гражданские активисты. 

В первую очередь изменить ситуацию, когда расследование происшествий преступлений лежит на самих военных - на командире и заместителях командира по работе с личным составом. 

"В армии отсутствует независимая структура по расследованию. Во время реформы попытались, была надежда, что эту функцию передадут военной полиции, но, к сожалению, этого не произошло. Военная полиция не стала таким независимым органом по расследованию преступлений. Когда командир каким-то образом оказывается  виноват в том, что происходит в части, то конечно он не будет расследовать или давать показания в расследовании такого рода, то есть против себя. Поэтому возникает первая реакция командования, что это все сам молодой человек совершил, а командование и условия в части прекрасные, и все хорошие, не надо ничего делать", - отмечает Сергей Кривенко. 

"Глобальная рекомендация - продолжить быстро переход на контракт и сделать армию почти полностью контрактной, но при этом изменить функцию расследования  и передать ее независимой структуре военной полиции, открыть армию насколько это возможно – для общественного контроля и самих военнослужащих для связи. Потому что сейчас никакого общественного и гражданского контроля не существует над военными, даже уполномоченный по правам человека в регионах не имеет возможности просто приехать, посетить и встретиться с военнослужащим. Надо получить разрешение командования, не всегда оно дается, иногда не дается. Вот такой системы независимой, которая существуют над местами лишения свободы как наблюдательная комиссия, я не сравниваю армию с тюрьмой, но тем не менее – это тоже закрытое учреждение, но никакого контроля внешнего, вне ведомственного кроме военной прокуратуры не существует".

Другими мерами по профилактике неуставных взаимоотношений и насилия со стороны командиров должны быть шаги в сторону  открытости армии, которые надо продолжить. Начать стоит с разрешения мобильных телефонов - сейчас их, наоборот, запрещают и у молодого человека сужается возможность  контактировать с родителями, друзьями, правозащитниками, с военной прокуратурой.