16 июня на площадке Комитета гражданских инициатив прошел экспертный круглый стол на тему «Локальные общественные конфликты». Дискуссия была инициирована Оргкомитетом Общероссийского гражданского форума и Центром социального проектирования «Платформа». Вел круглый стол председатель экспертного совета Центра «Платформа» Алексей Фирсов.

Открывая встречу, ведущий отметил, что локальные конфликты, о которых мы собираемся говорить, обладают колоссальной энергией выхода на федеральную повестку. Страна и население судят по этим конфликтам о гораздо более общих моментах. Пытаясь посмотреть на механику конфликтов, на роли участников и на этапы развития конфликтной ситуации, Центр «Платформа» провел экспертное исследование, а затем совместно с Фондом Кудрина опросил около 300 экспертов Комитета гражданских инициатив и Общероссийского гражданского форума.

Генеральный директор Центра «Платформа» Дмитрий Лисицын представил результаты исследования «Локальные общественные конфликты. Генезис, развитие и влияние на власть», проведенного экспертами «Платформы». Как сказал докладчик, исследование получилось достаточно долгим. Начатое на фоне истории с Исаакиевским собором, оно еще продолжается, так что представляемые результаты можно считать рабочими. Кроме Москвы, авторы исследования непосредственно работали еще в трех городах: Санкт-Петербурге, Омске и Екатеринбурге.

Если посмотреть регионы, где, по данным экспертного исследования, выделены наиболее резонансные, наиболее важные конфликты, то есть одна закономерность – как правило, у этих регионов невысокая явка на выборы в Госдуму 2016 года. Есть некоторые исключения, например, Башкортостан, но саму закономерность они не отменяют. Что касается типологии конфликтов, которая может быть разная, исследователи хотели понять, как конфликты формируются, как они развиваются, каков их реальный потенциал влияния на власть, общество и другие системы. Так что их подход носил более практический характер.

Авторы исследования выделили несколько типов конфликтов. Это конфликты антизастроечные, то есть те, что связаны со сносом домов, застройкой, строительством магистралей и так далее. Есть конфликты ограничительные, когда люди чувствуют определенное ограничение свободы, какие-то городские объекты передаются в частное пользование, сокращаются возможности пользоваться автотранспортом и т.п. Отдельный класс касается экологических проблем, просто в силу того, что уже существует устойчивая традиция экологических конфликтов. Есть конфликты, связанные с культурно-ценностной сферой, когда речь идет об угрозе популярным городским объектам, уничтожении символов, исторических зданий, о сносе и установке новых памятников – то есть все, что касается символического слоя города. Наконец, существуют конфликты, связанные с национальными и религиозными факторами, которые в этом исследовании не рассматривались.

В исследовании подчеркивается, что конфликты не всегда негативны, они несут определенную позитивную роль, о которой коротко сказано на представленном выше слайде.

Какие факторы должны совпасть, чтобы конфликт стал резонансным? Безусловно важно вовлечение лидеров общественного мнения, попадание в повестку через интерес каких-то элитных групп, то есть через их возможность сыграть на этом конфликте. Но есть и иные факторы, которые были представлены в презентации.

Еще один вопрос для исследования – участие власти в конфликте.

Власть в конфликт может вовлекаться, а может и не вовлекаться. Понятно, что, чаще всего, вовлекается местная власть, как правило, у нее нет возможности не реагировать. А федеральная включается в крайнем случае, и это рассматривается, как правило, уже как некая неудача других уровней власти, и повод к ним повнимательней присматриваться. Важно отметить и то, что в типичной ситуации отсутствует координация между самими чиновниками в отношении к конфликту.

Если конфликт всё же переходит в протест, то он может происходить в различных формах.

Здесь есть четыре кластера, которые можно поделить на прямое действие и непрямое. Существуют легальные формы прямого действия, согласованные акции, и нелегальные формы прямого действия. А если брать непрямое действие, то с позиции власти их можно назвать конструктивными или партизанскими. Легальные формы прямого действия власти уже привыкли игнорировать, но это формирует запрос на действия нелегальные, а их подавление приводит к медийной эскалации, что для властей контрпродуктивно. С другой стороны, есть большой, недоиспользованный потенциал конструктивного взаимодействия со стороны властей, которые могли бы реагировать более умно и позитивно на запросы граждан. В то время как на «партизанские» непрямые действия региональным властям обычно отвечать нечем.

Принято считать, что все общественные конфликты являются завуалированными политическими. Но в этом отношении, по мнению исследователей, есть разновекторные движения. Нередко городской протест инициативно ищет политического измерения, то есть пытается найти каких-то политиков, которые его поддержат. Тогда возникает некий сообщающийся сосуд единого потока, в котором сегодня происходит какое-то конфликтное общественное событие, как застройка парка, а завтра происходит политический митинг. Иногда, когда тема важная, за конфликт идет борьба – сами общественные группы не стремятся к политизации процесса, но её хотят политические группы. Третий, менее распространенный вариант касается избыточной политизации, когда для общества сама тема не столь важна, но она оказывается вброшена в политическое поле и начинает искусственно раздуваться и разыгрываться. Наконец, бывает и так, что повестка общественного конфликта не представляет интереса для политических сил, а общественные группы не имеют интересов в политике – это тот самый случай, когда возможна выработка каких-то правил игры напрямую между жителями и участвующими в конфликте силами без привлечения властей или политических сил в качестве арбитра.

Как считают авторы исследования, важную роль в развитии конфликта играет так называемая резонансная группа. Это не обязательно группа, которую связывают какие-то реальные интересы, ценности и так далее, хотя такое тоже может быть.

У резонансной группы есть лидер, у которого может быть несколько ролей, есть координаторы и активисты группы. Такая группа, которая имеет все эти функции, действует эффективно и может в короткие сроки сделать очень много.

Одной из интересных проблем, отмеченных в докладе, является сетевая коммуникация. Власть не очень хорошо справляется с сетевыми коммуникациями, не очень хорошо их понимает, но далее все определяется логикой самого конфликта, и сетевая активность может развиваться или в итоге сама развалится. По мнению ряда экспертов, в ближайшем будущем будут развиваться сетевые конфликты, которые не имеют определенной локализации. Одной из моделей таких протестов будущего может стать модель «WikiLeaks», когда «не нужно клеить плакаты, какие-то листовки, а можно просто сделать какой-нибудь слив в сети, организовать массовое распространение этого слива, после чего несколько десятков тысяч человек с зонтиками пройдут по Красной площади».

Про результаты экспертного опроса, который проходил онлайн по сети ОГФ, рассказал Координатор проекта Фонда Кудрина «Муниципальная карта России: точки роста» Дмитрий Соснин. В опросе, который проходил с 25 мая по 13 июня 2017 года, приняло участие 307 экспертов, представляющих самые разные регионы России. В анкете было восемь вопросов. Первый вопрос касался причин и факторов, от которых зависит появление локальных конфликтов. Наибольшее число респондентов считает, что возникновение локальных конфликтов, прежде всего, зависит от качества управления городской власти. Меньше всего возникновение конфликтов зависит от опыта участия населения в общественных конфликтов и протестах.

«От каких факторов в наибольшей мере зависит возникновение локальных общественных конфликтов?»

Второй вопрос касался перспективы. Будет ли расти количество протестов и останется на том же уровне или будет снижаться. Видно, что абсолютное большинство экспертов (75%) высказалось за то, что ожидается рост протестных настроений и локальных общественных конфликтов. Тенденцию к снижению отметили вообще только 5%.

Теперь о самой тематике, по каким вопросам возникают конфликты. По мнению экспертов, на первом месте стоят вопросы точечной застройки и реновации, как наиболее громкая и обсуждаемая сейчас история, касающаяся тысяч людей.

На втором месте –всевозможные ограничения для жителей: платные парковки, как пример.

Следующая диаграмма показывает, как эксперты оценивают позицию власти по отношению к возникающим локальным конфликтам. Видно, что большинство экспертов не рассчитывают на реальный диалог с властью, на её готовность менять свои позиции и идти на поиск неких компромиссов, устраивающих общество решений.

Что касается политизации конфликтов, их способности повлиять на явку на выборах, то эксперты тут расходятся во мнениях, хотя почти половина из них считает, что конфликтные ситуации должны вести к увеличению недоверия к политическим и государственным институтам и значит снижать явку на выборы.

В опросе был представлен и московский кейс. Экспертам был задан вопрос о причинах критики и протеста в отношении московской программы реновации. И среди наиболее важных причин были названы изначально непрозрачные условия программы, её явная поспешность, без достаточного экспертного обсуждения, а также отсутствие диалога властей со всеми заинтересованными сторонами, особенно с жителями, которые являются собственниками. Всё же были задеты базовые интересы людей, связанные с собственностью, с комфортностью городской среды, с местом проживания.

«Что, на Ваш взгляд, привело к росту критики и протеста в отношении московской программы реновации?»

То есть, по мнению экспертов, дело не в наличии сильных протестных лидеров или в активности оппозиции, а в самой проблеме, в том, как реновация реализуется, подается московской властью.

Если говорить о возможных инструментах снижения конфликтности, то большинство экспертов позитивно отнеслось к такой практике как проведение референдумов, хотя в российской практике их, по сути, не бывает.

Был вопрос и по поводу регионов с наиболее заметным конфликтным фоном вокруг городской повестки. В девятку регионов с наиболее заметным конфликтным фоном вокруг городской повестки по мнению экспертов вошли:

Еще одно выступление на круглом столе было посвящено управленческим решениям в урегулировании общественных конфликтов. С докладом и презентацией на эту тему выступил ректор Российской экономической школы Шломо Вебер. Понятно, что конфликтов по всему миру происходит много, и конфликты эти бывают разные: это и региональные конфликты, и конфликты между странами, и локальные. Причем число этих конфликтов растет довольно быстро.

Причины конфликтов могут быть разными: это и сепаратистские настроения, и желание регионов расширить свои полномочия, получить финансовую поддержку. Общая идея до последних лет была в том, что для снижения конфликтности нужно больше передавать полномочий и финансов на местный уровень, поддерживать местное самоуправление. И суть здесь в том, что муниципальные, региональные и городские власти более приближены к населению и могут ответственнее и эффективнее отвечать на вызовы, которые возникают. Но в последнее время в мире произошло несколько кризисов, что, наряду с процессом глобализации, привело к увеличению и усилению существующих конфликтов. По мнению докладчика, это, в частности, связано с тем, что плоды глобализации не делятся равномерно, в равной степени одинаково между различными группами населения, между регионами. При этом важно не столько само экономическое неравенство, а то, как люди это воспринимают, как они видят реальность. Субъективное понимание, что что-то изменилось, чувство несправедливости, потеря уверенности в завтрашнем дне привели, в частности, к победе Трампа как раз в тех регионах, которые в общем-то живут неплохо. Великобритания с недавним «брекзитом» - еще один подобный пример.

Говоря о возможных механизмах разрешения конфликтов, докладчик привел в пример Индию, где в своё время было множество противоречий между регионами и центральной властью, поскольку жители не могли получать работу в государственных органах, потому что они другие, или потому, что не говорят на языке страны – хинди. Тогда Индия придумала трехязыковую формулу, когда ученики во всех школах всей страны учат свой собственный региональный язык, учат английский для общего понимания, и потом учат язык другого региона. И это помогло снять напряжение в стране. Сейчас Казахстан пытается использовать подобный опыт.

К другим механизмам относятся политика децентрализации, которая активно используется в мировой практике, а также разумная трансфертная политика. Если посмотреть на трансфертную политику России, то можно увидеть две группы регионов, которые получают значительно большую поддержку со стороны правительства. Одна – это регионы очень разнообразные с этнической, с религиозной точки зрения, в основном это республики Северного Кавказа. Другая группа регионов – те, которые находятся в тяжелом экономическом положении, с высоким уровнем безработицы.

На карте темным цветом обозначены регионы, в которых и высокий уровень религиозного, этнического или лингвистического разнообразия, и высокий уровень безработицы. Две другие группы регионов – это регионы, в которых присутствует только один их этих факторов. Понятно, что помощь таким регионам связана с попыткой снять там напряженность, «но что тогда делать с остальными?», завершил своё выступление Шломо Вебер.

Открывая дискуссию, ведущий предложил для обсуждения три базовых вопроса, чтобы сфокусировать обсуждение. Первый – каковы риски перехода локальных конфликтов в политическую плоскость. Второй – в каких сферах, на ваш взгляд, будет возрастать конфликтная напряженность. И третий - какие инструменты снижения конфликтного потенциала и актуализированных уже конфликтов наиболее эффективны в настоящее время. То есть что нужно делать, чтобы конфликтов не было.

Первым в рамках дискуссии выступил Денис Волков, эксперт Левада-Центра, который давно исследует разные общественные, городские конфликты. Он отметил, что в исследованиях, которые Центр делал в разных городах, наиболее частыми словами, которые упоминали активисты, был слова «беспредел», «безнаказанность власти», сообщения о финансовых интересах отдельных чиновников. Самый типичный сценарий возникновения конфликта состоит в том, что сначала люди пытаются решить проблему, они идут к власти, очень часто получают отказ, поскольку чиновник сам как-либо вовлечен или заинтересован. Когда они получают отказ, начинается политизация. И совсем другое дело, когда власть идет на диалог. Денис также упомянул о позитивной роли конфликтов. Это, по сути, инструмент обратной связи. Получается, что других инструментов обратной связи нет, и только через конфликт, оказывается, можно узнать о том, какие проблемы у нас самые острые. Протесты очень важно рассматривать и как индикатор общего недовольства ситуацией. Кроме того, нельзя рассматривать протесты в отрыве от каких-то общественных настроений: если рейтинги власти снижаются, то и выражений недовольства скорее можно ждать больше. По мнению эксперта, темы недовольства могут быть разные. Если напряжение нарастает, то искра может прийти откуда ни возьмись.

Член Оргкомитета Общероссийского гражданского форума Вячеслав Бахмин поддержал мнение, что именно отсутствие адекватной обратной связи является причиной большинства локальных конфликтов. Получается, что только через протесты мы можем привлечь внимание власти к важным проблемам. Однако, по мнению эксперта, в ближайшее время отношение властей к возникающим конфликтам может измениться, поскольку власть ощущает эту угрозу и постарается сделать максимум того, что чтобы перед выборами серьёзные конфликты погасить. Как, например, это произошло в Москве с реновацией.

Присоединившийся к обсуждению член Общественной палаты Георгий Федоров обратил внимание на некоторые, еще не упоминавшиеся, направления локальных конфликтов в Москве, а именно массовый снос гаражей и проблему дольщиков. Группа последних, по его мнению, не сильно политизирована, но у неё есть мобильное ядро, порядка 30 тысяч человек. Выступающий оценил как высокий риск перехода локального конфликта на политический уровень, если появится какая-то движущая сила, которая технологически правильно выстроит коммуникацию со всеми этими инициативными группами, будет им помогать ресурсами и методологически. Среди наиболее актуальных в настоящий момент механизмов эксперт назвал диалог. Политику московских властей он характеризовал как «мягкую диктатуру», которая внешне «такая открытая, демократическая, технологическая», а внутри вразрез интересам москвичей продвигаются интересы крупных застройщиков, девелоперов, крупного капитала. Но важно, что люди не готовы, в Москве особенно, идти на серьезные конфликтные ситуации, на противоправные действия. Москвичи в массе своей настроены довольно-таки мирно и конструктивно, заключил эксперт.

Валентин Гефтер, директор Института прав человека, в начале своего выступления заметил, что для него главное понимать, что конфликт – это не протест. Конфликт очень часто является двигателем прогресса. А протест «чаще всего, наоборот, приводит, особенно в наших условиях, к тем или другим скорее негативным, чем позитивным последствиям». Отсутствие конфликтов в стране – это застой. Политизация, на взгляд выступающего, тоже бывает разной. Если политизацию понимать широко, то как раз очень хорошо, когда происходит политизация, когда люди и все участники конфликта с разных сторон понимают, что там затрагивается. Если говорить о той же реновации, то во многих обсуждениях не затрагивается принципиальная вещь, что жители – это, прежде всего, собственники, и они не могут в своем праве собственности зависеть от голосования других, от позиции большинства. Сами конфликты часто носят очень смешанный характер. Что касается митингов, то проблема, вызвавшая митинг, потом выливается в совсем другую – в неспособность власти согласовать с определенными группами граждан проведение мероприятия и, конечно, в жесткие действия силовых структур. Эксперт также полагает, что референдум – инструмент опасный, популистский, иногда не менее опасный, чем властное разрешение того или другого конфликта, принятое без диалога и обратной связи. В заключение Валентин Гефтер привел пример растущей напряженности в Крыму с представителями крымско-татарского населения, который был вызван принятием закона о праве представителей этого репрессированного народа на возвращение в Крым. И дело не столько в самом законе, сколько в том, как идет распределение площадей по квотам для этих представителей. Здесь к конфликту ведет сочетание самых разных факторов: и проблемы экстремизма, и несовершенство законодательства, и несправедливое распределение собственности.

О проблемах этнических и конфессиональных конфликтов, об их отражении в социологических данных рассказал в своем выступлении Сергей Хайкин, руководитель Института социального маркетинга. Он полагает, что мы находимся под влиянием, под магией больших цифр в социологии. Известно, что Президента поддерживает 86% населения. Но недовольны Путиным или затрудняются ответить где-то 13 миллионов человек. Это население целой страны. И, по мнению выступающего, оно распределено по нашим 85 субъектам Федерации не толщиной в один атом, а фокусируется в зонах повышенного социального напряжения. Поэтому стоит обратить внимание именно на зоны повышенного социального напряжения. С помощью исследования «Георейтинг», проводимого Фондом общественного мнения, удалось выявить территории, в которых социальная напряженность в области межконфессиональных отношений выше, чем в среднем по больнице. Таких зон в стране, где люди ощущают дискриминацию или ущемление их прав по национальному или религиозному принципу, получилось 17. Чтобы выяснить, почему возникли эти зоны, проводились глубокие исследования. Более подробно Сергей Хайкин рассказал о специальном проекте по исследованию крымско-татарского населения, опираясь на созданную крымско-татарскую сеть интервьюеров, чтобы снять проблему недоверия. Они понимают, что им как-то надо жить. Это их родина. Они будут жить там при любых условиях. Хотя неудовлетворенность у крымских татар по основным ключевым показателям порядка 38-40%, вы не найдете внешних форм выражения имеющихся конфликтов. Есть зоны повышенной напряженности, которые существуют уже в течение десятилетий. И таких зон напряженности государство обычно не чувствует. Например, межнациональные области, где самые частые конфликты, больше всего связаны с последствиями сталинских депортаций. Но есть и проблема русского меньшинства в Туве. «Зонами социального напряжения надо заниматься», - сказал в завершение выступления эксперт. «Они могут стать зонами иррадиации конфликтов, распространения конфликтов, если будет найдено то, что их объединяет».

Член Общественной палаты РФ и заместитель председателя научного совета ВЦИОМ Иосиф Дискин, поблагодарил авторов исследования за «внимательное и бережное его описание». Тем не менее, по мнению выступающего, такое исследование неспособно дать ответ на вопрос о перспективах этих протестов и перерастании их в политическую плоскость. «Попытка уйти от любой теории приводит к тому, что исследователи незаметно для себя пользуются самой плохой теорией», что, как полагает Дискин, в данном случае и произошло. «Мы имеем дело, по существу, с новым этапом социальной трансформации в стране. Процессы, связанные с антилиберализацией и рационализацией, подошли к своему завершению. И сегодня Россия одна из самых индивидуалистических стран Европы и близка к Соединенным Штатам, но этот процесс завершается и нарастают значимость и влияние ценностно-ориентированных групп». Когда говорят о конфликтах, очень часто априорно предполагают глубокий уровень собственных интересов и совпадение ценностей и интересов. Однако, группы, ориентированные на интересы, и группы, ориентированные на ценности, ведут себя фундаментально по-разному. Переход локальных протестов в общенациональные происходит, когда значимый интерес и сильно актуализированные ценности взаимосвязаны. Поскольку сейчас это не наблюдается, то, с точки зрения выступающего, критической угрозы общероссийского конфликта пока нет. Но проблема, поднятая исследователями, всё же крайне важна, только на неё надо смотреть по-другому. «Нужно понять, как локальный конфликт превращается в социальный институт со своими нормами, представлениями, движущими силами и так далее. Тогда многое станет понятно и многое станет предметом научного анализа и прогнозирования», - завершил своё выступление Иосиф Дискин.

На важность технологий коммуникациивнимание аудиторииобратила Любовь Цой, генеральный директор Московской школы конфликтологии. Сегодня виртуальное пространство позволяет создать такие технологии, которые могут объединить. Если власть не учтет эти технологии, то она поможет формированию сильной оппозиции. Центральное место в такой технологии коммуникации занимает безопасное пространство в дискуссии между всеми конфликтующими субъектами. Тот, кто создаст это пространство, в котором все будут чувствовать себя в безопасности, тот получит больше голосов на муниципальных и других выборах. Важно, что представленное исследование отметило низкий уровень управления, отметила выступающая. Она также согласилась с Иосифом Дискиным, что «конфликты неокультуренные нужно институциализировать». А здесь нужна профессиональная работа специалистов, а «не людей, которые могут заниматься всем, чем хотят», заключила Любовь Цой.

Журналист Леонид Никитинский предложил рассматривать все конфликты не сверху, а снизу, тогда, по его мнению, открываются какие-то другие пласты. Он предложил добавить в повестку дня для исследователей несколько новых вопросов. Например, исследовать роль судов в решении этих конфликтов. Есть ли она вообще? Если есть, то какая и какой она может быть? Если роль судов нулевая и они только легитимируют те репрессии, которые применяются полицией, то кто является медиатором в этих конфликтах? Что это за фигуры, на что они способны, как возникают и так далее. Если возможный путь снятия конфликтов – передача полномочий и ресурсов на более нижний уровень, то в России сейчас идет обратный процесс: разгром местного самоуправления. Было бы интересно посмотреть, что там происходит. Интерес у Никитинского, как у журналиста, вызывает и роль местных СМИ во всем этом. Скорее всего, у них уже утрачена и способность, и квалификация, чтобы в сложных условиях конфликта играть роль модераторов, между властью и населением. И наконец, журналист обратил внимание на такой стандартный технологичный ответ властей, как фейковые акции, когда против протеста применяется сбор бюджетников, которые демонстрируют под флагом: «А мы – за!». Было бы интересно узнать, насколько такие акции эффективны.

В заключительной части дискуссии выступавшие отметили ряд заслуживающих внимания и дальнейшего обсуждения тем. Это, в частности, касалось тенденции на снижение роли публичных слушаний, участия граждан в обсуждении градостроительных процессов. Теперь на карте города органам местного самоуправления выделяют территорию, внутри которой будет производиться такое развитие, где вообще не требуются публичные обсуждения проекта планировки. Так возникает источник развития новых конфликтов. Еще одна поднятая тема – возможность применения медиации для разрешения конфликтных ситуаций. Такой позитивный опыт уже есть. Об этом говорила Екатерина Складчикова из Национального центра медиации. Также коротко был представлен механизм эффективной коммуникации, разработанный в Центре урегулирования социальных конфликтов. По словам Юлии Ильинской, представляющей этот центр, упомянутый механизм работает на налаживание взаимоотношений и приводит к снижению фактора недоверия, который является основой возникающего напряжения.

Завершая круглый стол, Алексей Фирсов поблагодарил всех участников за умную и полезную дискуссию, которая будет учтена в дальнейшей работе как центра «Платформа», так и Комитета гражданских инициатив.