В отличие от гражданского общества, которое мы представляем, государство осознало роль культуры в том, что это и есть ключ к настоящему, а возможно и будущему. Та картина мира, которая стоит у нас перед глазам, те ценности, которые мы несем в себе, те мотивации, ради которых мы согласны чем-то жертвовать, а что-то, наоборот, отвергаем – и есть ключ к нашей жизни. При этом совершенно очевидно, что государство будет делать ставку на культуру, как на механизм архаизации. 

Культура - это охранение, культура - это фиксация, культура - это упрощение, культура не решает задачи создания сложного человека, культура не решает задач развития, она решает задачи торможения. Будто бы покой в современной истории можно гарантировать. В этом смысле  государство смотрит на культуру ревниво. Потому что, применительно к русской культуре, никто и никогда не задается вопросом: «Есть ли у нас особый путь?» Нет ни одного русского человека, для которого вопрос: «Какая русская культура?» Ответ был бы очевиден: «Национальная, европейская, мировая». И нет противоречия между национальным, европейским и мировым. Это культура открытая настежь любым трендам, она не сводится ни к одному течению.  От Рублева до «Черного квадрата», от Чайковского до Шнитке, от Толстого до Хлебникова - это все русская культура, она отвергает любую попытку свести ее к единому знаменателю. 

Вывод простой: попытка тотальной архаизации культуры, ее консервации не удастся. Но этот исторический период мы пройдем, и сломать ситуацию в данном контексте невозможно. Поэтому большинство участников дискуссии пришли к выводу, что нужно формировать свою культурную политику. Но это не  документ стратегии: к такому-то сроку решить такие-то задачи, и назначить ответственных. Это должна быть текучая культурная политика, работа над которой идет постоянно, каждую минуту. Никто не знает, когда ее придется предъявить. Самое существенное - не повторять ошибку шестидесятников, которые в массе своей в 68 году занялись интеллектуальной деятельностью и не стали заниматься проектной. Когда история дала им второй шанс, оказалось, что большинству из них нечего предъявить, кроме высоких духовных плодов. Духовные плоды - прекрасно, однако, нужно отвечать на вопрос: «Что делать здесь и сейчас?» Вот такой культурной политики не было. Сейчас на это нужно делать ставку. И позиции простые. Их три. Первое – никакой твердой культурной политики, текучая культурная политика. Второе – много культурных политик: муниципальная, городская, федеральная, локальная, молодежная, для зрелого возраста, для верующих, неверующих. Их множество, мы не можем формировать одну. И третье – это вариативность, как принцип устройства культуры. И вариативность школы, как института культуры. Я прошу записать в итоговый документ, что мы выступаем резко против попыток изменить закон об образовании и ввести единые учебники по истории, литературе и языку. Потому что вариативность – это высшее достижение нашей педагогической мысли, это шанс на сохранение наших детей. 

Нужны институциональные условия для развития современного подростка. Это могут быть городские кластеры, где он реализует себя, сеть кружков или сеть неформальных объединений. Это и школьное, и дополнительное образование. Повторюсь, большинство участников секции «Культурная политика в России: параллельная повестка» понимают, что мы должны себе отдавать отчет в том, что в ближайшее время это не потребуется. Ну и что – мы подныриваем под волну с тем, чтобы вынырнуть с той стороны. Волна эта пройдет. Отмечалось также, что для нашего слоя, для нашей среды процессы, которые «шили» в этом году особенно катастрофичны. Те 200 тыс. человек, которые уехали за границу в этом году, для страны, может быть, не так заметны, но это наш слой. Это не олигархи от культуры, распределяющие сверхбюджеты, а те, кто производит культурную среду, те, кто производит язык. И если они продолжат уезжать, а часто навсегда, все кончится  катастрофой для страны.