На V Общероссийском гражданском форуме 25 ноября состоялась дискуссия «Как сделать школу источником общественного развития». В дискуссии приняли участие:

Ярослав Артюхин - учитель истории и обществознания в Сабуро-покровском филиале Никифоровской СОШ № 1 Тамбовской области

Ирма Деркач - учитель биологии в Козельской СОШ № 1 Калужской области

Дарья Середа - учитель математики в Калужской СОШ № 44

Анастасия Белеванцева - учитель математики в Воронежской СОШ № 62

Ирина Белоусова - учитель русского языка и литературы в Белоусовской СОШ № 2 Калужской области

Александр Стариков - учитель английского языка в Калужской СОШ № 2

Артем Замараев - учитель физики в Глазковском и Кругловском филиалах Кочетовской СОШ Тамбовской области

Федор Шеберстов – разработчик стратегии развития Программы Учитель для России

Модерировала сессию Ольга Фогельсон, со-руководитель Программы Учитель для России.

Приводим расшифровку дискуссии:

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– То, с чего бы мне хотелось начать, это с реальности, в которой работают наши учителя.

ДАРЬЯ СЕРЕДА:

– Когда-то в том месте, где я работаю, много-много веков назад началась Калуга. Потом Калуга началась еще в каком-то месте. Потом началась окончательно. А из того места, где я работаю, она ушла, оставив за собой несколько деревень. Турынино как раз была одной из тех деревень, которая осталась. «Была» – это очень такое сильное слово для этого места.

Меня зовут Даша. Полтора года назад я узнала про проект «Учитель для России» и поняла, что моя мечта стать учителем может стать реальностью. Год назад, пройдя всевозможные отборы, бросив карьеру в Москве, я стала учителем математики. В тот момент, когда я попала в школу, формально Турынино уже несколько десятков лет было частью Калуги опять. Но только формально, потому что по факту район, который отделен от города окружной дорогой, так и не стал частью.

Если вы спросите жителей Калуги про Турынино, то услышите о том, что это гетто, что там насилие, наркотики, и совершенно отсутствуют перспективы. Про отсутствие перспектив говорят продавщицы на рынке, говорят таксисты, они не ездят туда после девяти вечера. Об этом шутят по местному радио. А главное, об этом говорят дети. Мы проводили опрос, когда дети отвечали на вопрос: «Хотели бы вы жить в том месте, в котором живете сейчас?». Когда мы спрашивали о Турынино, то положительно отвечал один ребенок из класса. Когда мы расширяли границы до Калуги и Калужской области, то положительно отвечали больше половины класса.

Мы поняли, что на этом месте поставили крест, что никто из тех людей, которые здесь же живут, не видит никаких перспектив. Говорят, что не место красит человека. Но согласитесь, что есть такая вещь, как атмосфера и микроклимат. Когда ты живешь в такой атмосфере и поддаешься этому настроению, то очень легко начать думать, что да, мальчик Вася попадет в тюрьму после того, как закончит школу, если вообще ее закончит. Что да, мальчик Петя закончит школу, и он будет ничем не лучше, чем его отец, который сидит в тюрьме. Что да, есть мальчик Коля, и он сам заслужил то, чтоб над ним издевались, потому что он такой.

И вместе с тем есть исследования, которые доказывают, что ожидания учителя влияют на достижения учеников в достаточно серьезной степени. Но нужно понимать, что вы не можете обмануть детей. Они всё чувствуют, всё видят и всё считывают. Они четко понимают ваше отношение к ним. Конечно, высокие ожидания не делают из ребенка гения и не решают его социальных проблем. Но я заметила одну вещь. Например, мой ученик полгода сдавал мне пустой лист вместо контрольной работы, и я каждый раз давала ему лист снова, снова и снова. И однажды он написал эту контрольную работу на три. Казалось бы, такая маленькая оценка, но это огромный шаг. Однажды я увидела, как мой коллега обратил внимание детей на то, что, в общем-то, ненормально, когда рядом с тобой издеваются над человеком. Я увидела, как у мальчика Артема появился друг, который заступился за него. Другая моя коллега потратила свое время на то, чтобы позаниматься русским языком с девочкой, которая только-только приехала из Армении. И мы увидели высочайшую мотивацию. Может показаться, что это такая мелочь, это так незначительно. Но это маленькие шаги, которые можно делать раз за разом и которые ведут от полного отсутствия перспектив к будущему, где есть место всем, и ведут к тому, что становится всё меньше мест на карте, на которых ставят крест. Это всё, что я хотела сказать.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Да, спасибо. Мы продолжаем дальше. Ира, я попрошу тебя продолжить с историей про то, как сегодня в регионе обстоит дело с детьми-мигрантами. Эта тема была частично затронута Дашей. Спасибо.

ИРИНА БЕЛОУСОВА:

– Здравствуйте! Меня зовут Белоусова Ирина. По иронии судьбы или по какой-то злой шутке я работаю в городе Белоусово Калужской области. Год назад я была студенткой философского факультета СПбГУ, а теперь я преподаю обществознание и литературу. Сегодня есть повод задуматься о том, что произошло со мной за эти три месяца, и о том, что происходит в школе (что я успела заметить).

Начну я с сочинения одной моей ученицы. Ей 15 лет, она учится в пятом классе. Ее зовут Адиба. «Я жила в Таджикистане. Мне там очень всё нравилось, там красиво. Там я тоже была не отличницей. Если честно, я совсем не знала русский. У меня по русскому были тройки. Но мы после школы там гуляли с подругами. А потом мы прилетели в Россию. Мы с братом не знали русский. Когда мы прилетели в Россию, мы не понимали, когда люди говорят по-русски, не понимали, о чем они говорят. Почти год мы сидели дома. Когда было 1 сентября, меня взяли в 4 класс, а брата – в 3-й. Когда я зашла в класс, мне стало очень-очень страшно. Но мне было очень стыдно, что им было десять лет, а мне – четырнадцать. Все про меня говорили. Потом я пошла в 5 класс. И вообще одноклассники не очень общаются со мной. Почему?»

И вот этот вопрос «Почему?» тоже меня очень сильно мучает. Что происходит с детьми-мигрантами, когда они оказываются в наших школах? Сначала их просто не берут в школу, говорят: «Подождите до 1 сентября». Иногда им приходится ждать целый год. Видимо, (учителя) надеются на то, что дети сами как-то за год выучат русский язык, но на самом деле они просто сидят у себя дома в незнакомом городе, совершенно не понимая, что им делать. Родители целый день на работе. А потом через год их всё-таки отдают в школу. Они приходят в школу с таким же нулевым знанием русского, который был у них год назад. Их отдают в классы, которые ниже, чем их возраст. Например, Адиба, которой 15 лет, и которая учится в 5 классе. Она очень плохо говорит и читает по-русски, у нее проблема со всеми школьными предметами как раз потому, что она просто не понимает, о чем идет речь на уроках.

Мы пытаемся что-то с этим делать. Но этого совершенно недостаточно. Я занимаюсь русским с детьми каждый день после уроков, с разными возрастами детей. Может быть, из этого что-то когда-то выйдет. Кроме того, у нас я делаю фестиваль культур, на котором дети читают стихи на своих родных языках и на европейских языках. Я это делаю потому, что дети боятся даже говорить о том, из какой они страны. Адиба говорит, что ее зовут Аня, она боится называть свое имя в школе. При том, что в школе 48% мигрантов, чтоб вы понимали. Это совершенно не единичный случай. 48% мигрантов, с которыми никто не работает. Учителя не знают, как их учить; дети не понимают, о чем идет речь на уроках; родители совершенно не знают, как помочь детям в этой ситуации.

У нас в сентябре запустился проект, который называется «Одинаково разные». Запустили его мы и учителя второго набора. Там мы как раз занимаемся адаптацией мигрантов, в этом цель проекта. Мы проводим школу выходного дня, которая состоит из нескольких секций. Первая из них – это проектная деятельность, вторая – предметные консультации, мы занимаемся с детьми по предметам, по которым они отстают. Я, например, занимаюсь русским как иностранным. И, кроме того, мы после этого работаем в командах, пытаемся развить в детях навык командной работы.

Но посыл мой состоит в том, что, может быть, мы силами нескольких учителей из программы и учителей, которые есть в городе Белоусово, сможем изменить там атмосферу. Но очень сложно, когда в классе 48% мигрантов, которые при этом создают очень устойчивое сообщество. Их сообщество гораздо более устойчивое, чем сообщество, например, обычных русских детей или сообщество класса, в котором они учатся. Может быть, мы изменим как-то эту всю ситуацию.

Но я хочу донести, что нам нужно разрабатывать эту проблему на национальном, на государственном уровне, потому что пока с ней таким образом ничего не сделать. Мы пытаемся придумать какую-то структуру, которую можно перенести на другие школы, вот как эта школа выходного дня. Но нам не хватает методистов по русскому языку как иностранному. Мы просто не можем их найти. Мы обращаемся к представителям Министерства образования Калужской области, и министр образования Калужской области очень помогает нам с нашим проектом.

У нас нет никаких пособий для преподавания русского как иностранного, мы объясняем буквально на пальцах. И нет никаких центров по адаптации мигрантов в Калужской области, которые могли бы нам помочь. Они есть в Москве и в Питере, но это всё частные гражданские инициативы, которые не работают на уровне государства пока что.

Проблема, которую я хочу поставить здесь своим присутствием и своей речью, как раз состоит в том, что нам нужно как-то заняться адаптацией мигрантов. По статистике, те, которые совершают теракты в современном мире, - это молодые люди от 18 до 25 лет, которые родились в других странах, но выросли и провели свои школьные годы как раз в той стране, в которой позднее совершили теракт. Я работаю с такими детьми и знаю, как выглядит эта агрессия, во что она может вылиться. И я бы хотела обратить ваше внимание на эту проблему. Спасибо.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо большое! Школа – это место, где встречаются разные дети и разные учителя. C одной стороны, наши учителя стараются делать что-то на индивидуальном уровне, с другой стороны, мы стараемся и внутри предмета находить возможности для того, чтобы расширять горизонты детей, с которыми мы работаем, рассказывать и показывать, как бывает иначе, чтобы внутри юных мозгов зародить вопросы: кем я хочу стать, когда вырасту, какие профессии вообще бывают, чем мне может пригодиться предмет. Мы говорим о том, как нужно и важно втягивать в работу с предметом родителей детей. Настя, я попрошу тебя взять микрофон.

АНАСТАСИЯ БЕЛЕВАНЦЕВА:

– «Здравствуйте! Меня зовут Анастасия Геннадьевна, и я буду преподавать у вас математику». Именно с этих слов началась моя история в сентябре прошлого года в школе города Воронеж. Я учитель математики, моя мама учитель, и мой папа учитель. Сегодня я обучаю порядка 84 учащихся с пятого по девятый класс, и про каждого из них мне есть что сказать. Не только про их успеваемость и интерес к моему предмету, но также я могу рассказать, какие они люди, про их семью. В моем взаимодействии с учащимися мне очень важно обратить внимание на личный интерес каждого, на основе этого я строю работу с ними. Также я работаю с родителями, и об этом хочу рассказать поподробней.

Я считаю, что для формирования успешной команды – родитель, ученик и учитель – необходимо создать единый механизм, который позволит эффективно взаимодействовать друг с другом. Я как учитель стараюсь создать на своих уроках комфортную атмосферу для ученика и приглашаю родителя помочь мне в этом. Если я вижу у ученика какую-либо проблему в изучении моего предмета или пробелы в знаниях, я акцентирую на этом внимание, диагностирую ученика и формирую индивидуальную траекторию его дальнейшего развития с учетом его способностей, привлекаю к этому родителей. Я не вызываю родителя в школу со словами «нам нужно поговорить». Я приглашаю его и объясняю ситуацию: давайте работать вместе, направлять ребенка, и с возникающими трудностями давайте справляться вместе, так ребенку будет гораздо проще. И, вы знаете, результат есть. И когда звонит родитель и спрашивает: «Ну как?», я говорю: «Четыре получил по контрольной». Родитель говорит: «Ура! Мы правильно всё делаем?» Я говорю: «Да, мы на правильном пути». И когда ученик кричит: «Ура, моя первая четверка!» – значит, всё не зря. Самое главное, что родителям не всё равно. И мне не всё равно. И мы как единый механизм работаем вместе, сообща. Но, как говорится, у медали есть две стороны, и бывает абсолютно иначе. Бывает так, что ребенок приходит голодный в школу. Я угощаю его булочкой, и в знак благодарности он приходит на дополнительное занятие по математике. И приходит на протяжении всей четверти. И из оценки «два» его оценка перерастает в твердую оценку «четыре». Одноклассники удивляются: тот парень, который сидел за последней партой, сейчас выходит к доске и успешно решает пример. Я ликую: «Ура! Я заинтересовала его не булочкой, а своим предметом!» Но, как вы думаете, надолго ли хватило этого парня? И здесь я не вовлекаю в работу родителей. Парня хватило ненадолго, потому что здесь механизм работает только с одной стороны. Здесь создается комфортная атмосфера только в школе, только на уроке. Дома этого нет. Дома нет разговоров ни про школу, ни про дальнейшее будущее. Порой даже из дома в школу не отпускают. Мне жаль, что такое бывает. Но я надеюсь, что история именно с этим мальчиком и с другими учащимися закончится успешно.

Подводя итог своей речи, я бы хотела выделить четыре компонента, которые, я считаю, важны для того, чтобы единый механизм работал успешно: это, прежде всего, отсутствие безразличия к детям, это вера в них, поддержка и доверие. Спасибо.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Продолжаем предметную тему, как внутри предметов учителям приходится справляться. Следующая история будет про то, как Артём переехал в одно маленькое место и взял с собой 3D-принтер.

АРТЁМ ЗАМАРАЕВ:

– Как вы поняли, меня зовут Артем, и я вас всех приветствую. Я вот уже три месяца работаю в простой сельской школе учителем физики. До этого вообще учился я на инженера на машиностроительном факультете, потом семь лет работал на нескольких оборонных заводах. Но с 1 сентября я вышел учителем в простую сельскую школу. Село называется Глазок, находится в Тамбовской области. Раньше это было большое село, прям селище. В школе там было 700 человек детей, учились в две смены. Сейчас село потихоньку уменьшается. В школе 100 человек, маленькая школа. Есть 10-11 класс, но в классах совсем немного людей, в среднем от пяти до пятнадцати. Но есть классы, в которых всего по два человека. Так вот, в этой школе есть 9 класс, в нем сейчас десять человек. И ни один человек из этого девятого класса не собирается переходить в десятый и одиннадцатый, ни один из девятиклассников не станет десятиклассником. Я их спрашиваю: «Друзья, куда же вы пойдете?» Как выяснилось, часть пойдет в военные или в МЧС, но большинство выберет некие близлежащие техникумы, колледжи. Они выберут такие профессии как сварщик, машинист крана, фармацевт и всё такое. Так вот, проблема, которую я наблюдаю, которой хотел бы поделиться, связана как раз с этим. Эти дети совершенно не видели современных технических средств, таких, например, как 3D-принтеры, робототехника. То есть они не имели возможности познакомиться с этим. Соответственно, они выбирают из некоего узкого диапазона таких профессий, среди которых мало современных, связанных с компьютерными технологиями, с программированием. Безусловно, сварщик и машинист крана – это достойные и нужные профессии. Но я говорю про то, что сейчас я реально наблюдаю: у городских и сельских детей неравные возможности в доступе к современным техническим средствам. Если городские хоть как-то еще могут попасть в какие-то общегородские кружки, либо, например, в «Кванториум», то сельские даже при всем желании нет. Они даже не могут поехать в город, потому что автобус ходит три раза в день из этого села в ближайший город.

Так вот, зная, что я поеду осенью, выйду работать учителем, еще весной, работая инженером, я купил себе простенький 3D-принтер, разобрался, научился с ним работать, попечатал какие-то модельки, так как я предполагал, что это может быть интересно школьникам. Но результаты превзошли мои ожидания, в том смысле, что для некоторых школьников это вообще единственная вещь, которая им интересна про школу и рядом со школой. Пока мы только собрали его, потому что когда я перевозил его, то разбирал. Мы собрали, настроили, протестировали. Сейчас я набрал группу учеников, с которой мы начинаем этим заниматься. Занимаемся у меня дома в выходные или по вечерам. Естественно, я трачу свое время, свои ресурсы. Времени у меня почти нет, потому что я веду всю физику в двух сельских школах, в соседних селах. Трачу свое время и ресурсы. Я не знаю, повлияет ли это как-то на их жизненные траектории. Я не знаю, выберут ли теперешние восьмиклассники через год взаимодействие со мной, какие-то другие профессии или вообще что-то другое. Но я вижу огромный запрос сельских детей на современные технологии, огромный отклик этих детей, когда у них что-то получается, даже простейшее. Когда они по видеоролику делают какой-то проект простой, когда видят, что сами могут это сделать теми средствами, которые у них и так были до меня, они оказываются в ситуации успеха, в той ситуации, в которой они практически никогда не оказываются в школе. И этого мне достаточно, это меня вдохновляет. И этот энтузиазм, азарт, детское любопытство и горящие глаза и составляют смысл моего нахождения в роли учителя физики в этом селе Глазок Тамбовской области. Спасибо.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо! Продолжаем форматы всевозможных внеурочных активностей в школе. Настя, я передаю тебе слово. Расскажи, пожалуйста, о том, как можно создать внутри школьного времени что-то, что поможет детям, которым сложно взять лидерскую позицию на уроках, быть открытыми во внеурочной деятельности.

АНАСТАСИЯ ШПИЛЬКО:

– Здравствуйте, меня зовут Настя, я уже второй год преподаю в школе. В это 1 сентября я пришла в школу уже в немного другом качестве – в качестве участника сообщества «Учитель для России». Я преподаю физику, как и Артем, только в Калужской школе № 22. И хотела бы рассказать, что у меня там происходит. Это совершенно обычная школа, среднестатистическая, со средним уровнем успеваемости, с обычными рядовыми проблемами. Но то, что меня действительно беспокоит и волнует, так это количество брошенных детей. Брошенных не в прямом смысле слова. У них у всех есть родители, им есть, куда прийти после учебы. Но родители не интересуются их жизнью, их миром, не видят и не участвуют в их жизни, взлетах и падениях. Поверьте, я не просто так говорю. У нас в школе, как и во многих школах России, существует такая традиция – детей, которые мешают учебному процессу, с некоторым девиантным поведением, отправляют на индивидуальный учебный план. Это такая система, где ребята приходят, и мы с ними отдельно занимаемся, то есть не в рамках классной урочной системы. И таких детей у меня много. В 9 классе таких детей семь, в 8 классе – четыре. Я с ними вижусь очень часто, каждую неделю мы с ними проводим много времени вместе. И вот что я заметила. Эти дети, во-первых, как правило, очень плохо говорят. Даже самый банальный вопрос «Как дела?» вызывает у них бурю эмоций. Есть два варианта развития событий: либо они отвечают дежурным «отлично, хорошо», чтобы их не трогали, либо это их повергает вообще в шок, потому что у них никто никогда в жизни этого не спрашивает. И чтобы учитель спросил, как дела, это большая вообще история получается. Но с течением времени я заметила, что они начали открываться. И открываются они прям стихийно, их просто прорывает. Это натолкнуло меня на мысль о создании клуба, дискуссионного клуба на базе нашей школы, называется «Он». Существует клуб сравнительно недавно, но есть уже несколько вдохновляющих историй, позитивный опыт. Сначала к нам пришли три человека. Так как я классный руководитель, я агитировала свой класс. Сейчас их больше десяти приходит, записывается больше и больше людей с течением времени. Стоит сказать, что самое главное правило этого клуба –каждый имеет возможность высказаться, нет неправильных убеждений, мнений. Это открытая площадка.

Я очень-очень хочу, чтобы существовала тенденция образования таких площадок в школах, где дети могли бы самовыражаться, говорить о том, что им действительно интересно, не боялись высказываться. Это очень-очень важно, по моему мнению. Я надеюсь, что мой пускай маленький опыт в этом направлении (потому что это ещё развивающаяся история) сможет обратить на себя внимание. И если у кого-то возникнет мысль обратить внимание на таких детей, которые оторваны от нормального общения, это будет большая победа, мы как-то сможем влиять на их судьбы. Спасибо большое.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Среди учителей здесь сидит еще директор школы, и я бы хотела передать ей микрофон. Потому что, кроме взгляда учителей на внутреннюю жизнь школы, на то, что происходит за кулисами, еще очень важно знать, как смотрит директор на то, что внутри школы происходит. Мы сами убедились из опыта в течение трех лет, которые существует программа, что инициативы, подхваченные директорами, развиваются сильно быстрее. Поэтому мы привлекаем, стараемся привлечь в программу директоров, которым самим важны изменения в собственных школах. Иногда им не хватает ресурса, вот с ресурсом мы можем помочь. Но важно само желание и возможности превращения школы из простой, самой обычной школы в какую-то другую школу. Вот об этом, Юлия Николаевна, я бы попросила Вас рассказать.

ЮЛИЯ МАЛЬЦЕВА:

– Спасибо. Меня зовут Юлия Николаевна, я директор обычной сельской школы подмосковной. Вы знаете, как часто во взрослом мире мы слышим фразу «кадры решают всё». Четыре с половиной года назад, когда мне предложили стать директором, я подумала: ничего себе, какой проект. Надо сделать что-то серьезное, настоящее. Мы разработали с нашей командой такую концепцию: мы создадим школу правильного стиля, и стиль этот проявится во всем – и в отношениях внутри коллектива, взрослых и детей, и в понимании того, к чему мы идем. Осталось найти ресурсы. Какие нужны самые главные ресурсы директору школы, чтобы создать школу правильного стиля? Конечно же, кадры. Конечно же, настоящие искренние люди. Учителя, которые есть, которых помним мы с вами, которые учили или учат сейчас ваших детей, они замечательные, каждый из них замечательный. Но вот вспомните свое школьное детство: на кого из класса обращают внимание все? Я имею в виду, взрослые. Правильно, на ребенка-хулигана, которому нужна помощь. Подключаются комиссии, защитники, уполномоченные, стараются его выровнять. На кого еще обращают внимание? На отличника. Надо же его вытянуть, показатель сделать, олимпиаду победить, да? А общая атмосфера среди детей нарушается. Но это еще не всё.

Я подумала о том, что ни один из нас, из вас не вспомнит историю, когда поддержали взрослого, когда поддержали учителя. Ученики – да. Есть механизмы, которые работают для этого. А вот учителя не поддерживал и не поддерживает никто в структуре, по факту. Как мы вводим сейчас инновации в школе, касается это IT-технологий или изменений в школе? Как мы их вводим? Нам приходит сверху запрос: отчитайтесь, сколько инноваций за учебный год вы ввели, какого они направления. И мы рисуем, и отчитываемся, и докладываем. Это правда, это так. Я стараюсь быть достаточно искренней с вами, потому что программа, с которой я познакомилась три года назад, именно такая. И поэтому с первых буквально минут я в нее поверила.

Если вы посмотрите концепцию этой программы, то увидите, что они (авторы программы) хотят изменить школу изнутри и помочь каждому – и ребенку, который станет автором жизни, и взрослому. В этой программе, к большому счастью, есть поддержка для учителей. Для каждого молодого специалиста сейчас очень важно рассказать о каждом своем ученике, поделиться своими маленькими простыми успехами. Они не докладывают, как обычный учитель: я в прошлом году выпустил три стобалльника. Такого нет. Они живут настоящими жизнями и историями детей.

Эта программа, это мое сугубо личное мнение, хороша тем, что поддерживает молодых специалистов со всех сторон, в том числе методически. Ещё у них есть коучинг, который их поддерживает в трудную минуту. Наш коллектив пополнился учителями для России. В этом году уже три выпускника программы остались работать в школе, и еще пришли шесть человек. И вот у нас такая десятка смелых, юных, но очень перспективных молодых людей. Которые, между прочим, в соревнованиях с другими учителями, не являющимися участниками такой программы, побеждают. Побеждают и в общероссийских конкурсах, и представляют свои проекты с детьми на различных инновационных площадках. То есть всё так же замечательно, как и с любым учителем. Любой учитель в школе замечательный, только ему нужна поддержка. И тогда счастливый учитель сделает счастливым ребенка – вашего, нашего. Спасибо.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо большое. Вернемся в школу. Артем говорил о том, как часто в сельских школах дети удалены от возможностей просто посмотреть, какие бывают кружки, какие вообще есть возможности внеурочной деятельности. Ярослав, я попрошу тебя продолжить.

ЯРОСЛАВ АРТЮХИН:

– Здравствуйте! Меня зовут Ярослав Артюхин, я работаю в Тамбовской области, в селе Сабуро-Покровское. Село достаточно крупное, у нас в школе 220 учеников. И на эти 220 учеников у нас есть три худо-бедно стабильно работающих секции: волейбол, спортивное направление; литературный клуб, который ведет моя коллега; и ещё мы с детьми занимаемся разными социальными науками: практикум по экономике и так далее. У нас также есть преподаватель танцев, приезжающий из области раз в неделю, который ведет занятия для взрослых и для детей. Это все, чем обладают наши дети.

От нашего села до центра Тамбова час езды. У меня вопрос к тем, у кого есть дети-школьники, собственные дети, племянники: насколько далеко от вашего дома должна находиться секция, чтобы вы отпустили туда ребенка самостоятельно? Прошу поднять руки. Если она ближе двадцати минут, вы отпустите? За двадцать минут он добирается туда и потом обратно. А тридцать минут? Сорок? Час? Даже здесь мы не можем отправить ребенка куда-то самостоятельно, если дорога занимает час. А если мы ещё расписание электричек не очень удобное, расписание маршруток не очень удобное для того, чтобы добраться и вернуться из Тамбова, то у наших детей вот нет даже такой банальной возможности. Даже если у семьи есть финансовые возможности отправить ребёнка в какой-нибудь Дом техники или в бассейн, то сейчас детей (пятый, шестой класс) просто не отпускают. Если десяти-, одиннадцатиклассников отпускают к репетиторам, то вот пятый-девятый классы практически не могут выехать. Я посмотрел расписание наших кружков, расписание школьного автобуса и пришел к простому выводу: можно попробовать возить детей организованно в Тамбов, это недалеко и достаточно легко. Вместе с Управлением образования Тамбовской области мы сейчас пробуем, тестируем эту систему. Мы договорились с учреждениями дополнительного образования в Тамбове (Кванториум, Центр прикладных компетенций), там ребят готовят к техникумам по специальностям, те же самые прекрасные сварщики, технологии обработки металлов и так далее. И мы сейчас разрабатываем эту программу. У нас есть возможность детей из ближних сел довозить до этих учреждений, расположенных в Тамбове.

Тут же такая интересная история: почти все эти учреждения областного подчинения, но, так или иначе, работают только в пределах своего города. И то, чем мы сегодня занимаемся, мне кажется, может помочь подтянуть образовательные возможности для ребят. Как мы видим продолжение этой истории: мы хотим выйти в колледжи и университеты, которые потом будут работать с этими детьми в рамках профориентации.

И это такой призыв, обращение к вам. Скорее всего, где-то рядом тоже есть дети, которым сложно доехать до каких-то предприятий, заводов, просто посмотреть, чем занимаются люди вот на таком предприятии. Например, чем занимаются доктора в больнице, потому что не во всех селах есть больницы. Есть фельдшерско-акушерский пункт, но там далеко не всё увидишь. Банально дать детям возможность посмотреть на такие штуки, мне кажется, было бы важно. Спасибо!

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо, Ярослав! Всегда за профессией учителя есть человек. Но не всегда мы помним о том, что человек-то живой, и у него тоже есть свои интересы. О том, как личный интерес учителя может привлечь к странным и не совсем обычным темам интерес детей, расскажет Ирма.

ИРМА ДЕРКАЧ:

– Да, спасибо. Меня уже полтора года в основном зовут Ирма Сергеевна. Я преподаю биологию и ИЗО в Козельской средней общеобразовательной школе №1. Когда в прошлом году в сентябре я вышла в школу, у меня была мечта, которой я горела, которая меня двигала. Я представляла, как буду проходить по школьному коридору, и дети, видя меня, будут шептать друг другу: «Вон, пошла учительница, у которой потрясающие уроки». И я готовила уроки, я старалась делать их потрясающими и старалась, чтобы они вдохновляли детей.

А через месяц у нас случился традиционный легкоатлетический кросс. Так как я классный руководитель, я повела туда свой класс, показывала девчонкам и мальчишкам, как разминаться, растягиваться. Они мне сказали: «Ирма Сергеевна, Вы такая гибкая! Вы можете сесть на шпагат?» И я ответила: «Да». Они сказали: «Ну, садитесь». И я села. А на следующей неделе я шла по школьным коридорам, и дети из классов, в которых я не преподавала, шептали друг другу: «Вон идет учительница, которая села на шпагат». Про уроки у меня не получилось, к сожалению, но частично моя мечта всё-таки исполнилась.

В этот момент я поняла одну очень важную вещь: у детей есть огромнейший запрос на то, чтобы увидеть за учителем просто человека с простыми интересами, с достоинствами и недостатками. На мой взгляд, в нашей системе образования есть образ учителя. Это образ светлый, высокий, это образ наставника, человека знающего, понимающего, который знает, как надо, умеет рассказать. В этом образе нет совершенно ничего плохого, кроме одного: он одномерный. Мы говорим, что школа готовит к реальной жизни.

Но в реальной жизни дети видят людей, у которых есть профессия, работа, семья, хобби, есть какие-то не очень хорошие стороны, есть замечательные стороны. А потом ребенок приходит в школу, и он видит по факту человека- функцию. Может быть, очень хорошую, прекрасно справляющуюся со своими задачами. Но за этой функцией ничего, по сути, нет. Мы закрываемся от детей таким образом. И мне показалось очень важным донести до детей, что любые люди, с которыми они будут встречаться, не только учителя, – это прежде всего личности. С ними может быть интересно. Их можно не просто использовать для своих надобностей, с ними можно сотрудничать. У нас есть много всяких мероприятий, которые объединяются красивыми словами «внеурочная деятельность». Я сама в них участвую. Мы недавно для ребят организовывали конкурс по программированию. Не далее чем вчера я возила часть своего класса в «Город мастеров», чтобы они познакомились с профессиями. Но это немножко не то, о чем я хочу сказать, потому что это всё равно структура. Всё равно, даже если мероприятие хорошее, оно немножко формальное. Я отвечаю за детей, я имею определенную власть, они должны меня слушаться, мы находимся в неравном положении. А я говорю именно про общение на равных. Я говорю про пикники совместные, про приглашения в гости. Самый яркий пример из моей практики, хочу сейчас про него рассказать. Возможно, многие из вас знают про такую штуку, которая набрала огромную популярность в России, это рэп-баттлы. Пожалуйста, поднимите руки, кто знает, что такое рэп-баттл. Возможно, мне нужно объяснить, что это. Не все подняли руки, тогда немножко объясню. Это формат, в котором музыканты-рэперы зачитывают друг другу стихотворные тексты в попытке поднять себя над оппонентом, унизить оппонента, показать свое превосходство. Обычно это формат, который со школой не очень дружит, потому что реперы используют нецензурную лексику, они друг друга оскорбляют и отпускают пошлые шутки. Но в прошлом году я баттлилась с десятиклассником. Меня вызвали, и я ответила на вызов. Ребята сами, я ничего не организовывала, ребята сами сказали, что это будет другой формат, это будет вежливый баттл. Там не будет мата, пошлостей и прямых оскорблений. Случилось это событие, полшколы пришло посмотреть на это всё. Дело в том, что до этого, раньше ребята проводили баттлы между собой, но это не было так популярно. А там прям огромная куча детей вышла за физкультурный комплекс на большой перемене, чтобы на это посмотреть. В конце мой оппонент подарил мне букет цветов. Для рэп-баттла это нетипично, но это было очень мило.

И как учитель, конечно, я на это всё смотрела своим профессиональным взором. Конечно же, были некоторые образовательные результаты у мероприятия. Так, если детям нельзя использовать мат в качестве затыкателя дыр, они начинают очень интересно подбирать слова. Они начинают думать над тем, как построить фразу. Но мне кажется, что эта история случилась благодаря тому и только тому, что я не воспринимаю этот рэп-баттл как прелюдию к образовательному процессу. Мне просто действительно по-честному интересно пообщаться с детьми, которые увлекаются тем же, чем увлекаюсь я.

И естественно, у моих коллег и наверняка у многих из вас возник вопрос: влияет ли это на образовательные результаты? Может быть, дети стали лучше делать домашние задания, внимательнее слушать? По этому поводу у меня есть две новости, как водится: хорошая и плохая. Начну традиционно с плохой. Нет, не влияет. Возможно, у нас немного изменилась атмосфера на уроках, действительно, мы стали более открытыми, но оценки за контрольные не то чтобы сильно возросли, не то чтобы процент сданных домашних заданий возрос. Однако есть вторая новость, она хорошая. Нет, такие вещи не влияют особо на образовательные результаты, ну, может, черт с ним. Потому что, как мне кажется, если я в школе научу детей самым простым, самым базовым вещам из биологии, не всему, а просто самому основному, но одновременно с этим я покажу им, что любой человек, которого они встретят, — личность, он может интересоваться ими, и он может заинтересовывать, что с любым можно сотрудничать, с любым можно общаться на равных, и с любым можно просто проводить хорошо время, моя задача как учителя, в принципе, будет выполнена. Спасибо!

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо большое! У нас есть внутренняя группа «Учитель для России», в которой мы делимся всевозможными видео. Ирма поделилась этим видео с баттлом с десятиклассником. Смешнее всего и счастливее всего на этом видео выглядел директор школы, который радел то за Ирму, то за десятиклассника, жутко расстраивался на обидные шпильки (будем называть их таким образом) в сторону Ирмы Сергеевны и всячески ее защищал, радостно аплодировал. Было очень смешно.

Ирма затронула очень важную тему про проникновение современных форматов внутрь школы. Дети говорят на определенном языке. Мы сегодня об этом как раз говорили до встречи. У детей есть огромный сленговый компонент, который они используют, общаясь друг с другом. Зачастую учителя не знают этих слов и, соответственно, не могут уловить то, о чем эти дети разговаривают. Одно слово может сильно изменить знание этого лексикона, может сильно изменить отношение и посадить нас всех за единый стол переговоров.

О том, как еще личным примером или личной инициативой работать один на один с участниками, с детьми, продолжит Саша. Про то, каким образом школа распространяется, как и в случае Артема, не только на школьные здания, а и на свободное время, выходные и какие-то за школьные рамки. Спасибо.

АЛЕКСАНДР СТАРИКОВ:

– Добрый день, все участники форума! Зовут меня Александр, с этого года я вышел в школу, а до того, как пришел в школу, я пять лет проработал в банковском секторе. Работал в крупнейшем банке – «Сбербанке», в одном из филиалов итальянского банка. Хочу немножко рассказать. Преподаю английский язык, работаю во Второй школе города Калуги. Школа у нас средняя, порядка 400 учеников. Сложность в том, что большая часть из них имеет репутацию немотивированных и не заинтересованных. И еще сложнее, что большая часть детей живет в очень сложных социальных и материальных условиях. Маленький пример. В одной из моих подгрупп больше 80% детей не имеют полных семей, либо не имеют семьи вообще, ряд детей недоедает или имеет явные проблемы с покупкой теплой одежды. Я бы хотел с вами поделиться своими мыслями. Я не претендую на формирование готовых решений, мне просто хочется поделиться своими наблюдениями и, может быть, привлечь вас к совместной дискуссии.

Мне бы хотелось это сделать в виде формата истории. Маленькая вводная история. Когда я только-только пришел в школу, у одного из моих учеников появилась проблема с новым предметом, так как у него сменился учитель. Я задал ему вопрос: «Дружок, скажи, в чем дело, в чем у тебя проблема?» Я ожидал от него услышать взрослый ответ относительно того, что сложный предмет, что учитель серьезный, про предвзятость и многое тому подобное. Но услышал достаточно честный детский ответ, что учителю нельзя доверять. Я бы хотел с этого начать, что любое обучение должно начинаться с выстраивания доверительных отношений, и чем сложнее ребенок, тем индивидуальнее должен быть подход. Сложность в школах, сложный социальный контекст заключается в том, что эти дети изначально стартуют позже своих сверстников. И для того, чтобы они пришли к финишу, нужно, чтоб рядом с ним были качественные взрослые. А качественные взрослые – это про доверие детей к ним, про интерес, про пример, про то, что взрослые верят в своих детей.

История первая, как я обещал, про доверие. Когда я пришел в школу, естественно, сразу появились дети, которые осознанно срывали мне уроки. И об одном из таких детей, его зовут Леша, я просто случайно узнал, что он занимается в секции по футболу. Взял вещи, пришел к нему на тренировку. Надо сказать, что первый раз, когда мы встретились с ним в раздевалке, он с криками выбежал, потому что боялся, что я пришел с ним разобраться, и связано это исключительно с физической расправой. Дети к этому, к сожалению, привыкли. Но понимаете, именно вот в этот момент какого-то разрушения стереотипов можно начать и попробовать выстроить какие-то доверительные отношения. Я не могу сказать, что после совместных тренировок он летает у меня на уроках и занимается лучше всех. Но ушла агрессия, и мы начали работать.

По моим наблюдениям, у современных детей очень сильно размывается авторитет взрослых, который обусловлен только опытом или возрастом. Они очень четко отслеживают, насколько сам учитель соответствует тому, чему учит и что спрашивает с учеников. Мне очень нравится фраза, что ученик не учится у тех взрослых, которые ему неинтересны, или у тех взрослых, к которым он не испытывает доверия.

История номер два, про общение и соответствие. Я собираю детей на утренней пробежке по выходным, исключительно тех детей, которых рады видеть в основном на уроках физкультуры. И дети, которые носят ярлык незаинтересованных и немотивированных, приходят в семь утра в субботу, и приходят вовремя, несмотря на то, что многим из них приходится проходить пешком больше 40 минут, в силу того, что им не хватает денег на транспорт. Знаете, мотивация здесь очень простая: они могут во время пробежки задать вопросы, которые не могут позволить себе в школе. А я могу получить ту обратную связь, которую никогда не получу ни одним из способов анонимной рефлексии. Эти дети точно так же проверяют, насколько соответствую я тому, чему их учу. Если вы в школе скажете детям, что пробежка – это хорошо, круто и необходимо, будьте готовы ответить, сколько сможете пробежать сами. Я бы еще добавил к этому всему, что, наверное, на пробежках мы немножко отходим от вертикали «учитель-ученик», скорее, к отношению «ученик-старший брат». Мне задавали вопрос, боюсь ли я, что это разрушит субординацию во время образовательного процесса. Но вопрос о том, кто для них в этот момент авторитетней – старший брат или учитель – для меня открыт.

История третья, заключительная, история про пример. Многие взрослые боятся, что дети, играя в агрессивные игры, когда-нибудь перенесут эту агрессию себе в жизнь. Но, как мне кажется, у современных детей эта проблема не стоит так остро. Я бы даже сказал, что они умеют переключаться. А проблема стоит обратная: когда у них нет в их жизни качественных взрослых, они не могут положительные примеры взять в эту реальную жизнь. Порядка двух недель назад мы начали проводить в школе киносеансы. Всё по классике: мы нашли самый убитый класс без каких-либо ровных поверхностей, нашли накрахмаленную простынь, установили импровизированный экран, нашли проектор, посмотрели соответствующий фильм, который называется «Чемпионы». И одна из историй там про нашего заслуженного пловца Александра Попова. В ней есть кладезь примеров про упорство в тренировках и про то, что он прорвался из маленького закрытого городка, и про то, как он совершил невероятный камбэк в спорт высоких достижений после ножевого ранения. Вообще всё то, что нужно детям. Но после обсуждения я увидел, что есть две проблемы. Первая, они действительно не верят, что это реальный персонаж. Во-вторых, им очень сложно, даже поняв, что это реальный персонаж, представить, что они могут с ним пообщаться или принять участие в реальных мастер-классах с ним. Мне даже пришлось ставить им запись реального мастер-класса Александра, который он проводит с детьми. Мне кажется, я даже уверен в том, что было бы невероятным прорывом соединить детей, у которых есть свои кумиры, и тех качественных взрослых, которые могут этому прорыву содействовать.

Я сказал, что преподаю в школе номер два английский язык. Я не поделился с вами какими-то прорывными технологиями обучения английскому языку. Но мне кажется, что самое главное – это то, что любое обучение должно базироваться на выстроенных взаимоотношениях. А они выстраиваются только тогда, когда рядом с ними есть качественный взрослый. Это взрослые, которым доверяют, которые могут дать пример, создать комфортную атмосферу и вызвать живой интерес, это взрослые, которые верят в своих ребят и, несмотря ни на что, транслируют им свою поддержку.

Так вот, я уверен, что в этом зале есть много качественных взрослых. И если вам есть чем поделиться с детьми на качественном уровне, им действительно нужна ваша поддержка. Поэтому мы искренне ждем вас в нашей школе. Спасибо за внимание!

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Как видите, мне лично крупно повезло сидеть рядом с этими людьми, потому что каждый из них является лидером той среды, в которой находится. У таких лидеров-учителей рано или поздно возникает вопрос о лидерстве детей, с которыми они работают, и о том, как много возможностей заложено в самом лидерстве как таковом, как много возможностей это дает ребенку в дальнейшей жизни и в жизни уже сейчас, пока он еще учится в школе. Про это я попрошу продолжить Стаса.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Спасибо, Оля. Меня зовут Станислав Янкевич, я сейчас покажу вам несколько слайдов. Сперва немного развлеку вас, поиграем в небольшую игру. Это мой класс. Первое задание: найдите классного руководителя. В центре. Это я. Найдите отличника. Нет, не я. Где?

ИЗ ЗАЛА:

– Рядом стоит, девочка.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет, нет.

ИЗ ЗАЛА:

– Вторая справа в нижнем ряду.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет, мальчик.

ИЗ ЗАЛА:

– Мальчик нижний.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет. Отличник, слева вверху. Найдите отличницу.

ИЗ ЗАЛА:

– А отличник кто?

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Отличник, вот он. Найдите отличницу.

ИЗ ЗАЛА:

– Нижний ряд, вторая справа.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет.

ИЗ ЗАЛА:

– Нижний ряд, вторая слева.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет.

ИЗ ЗАЛА:

– Ее там вообще нет?

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Отличница. Увидели все? А теперь найдите скрытых лидеров. Но предупреждаю, это задание со звездочкой.

ИЗ ЗАЛА:

– Первый ряд справа.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет. Задание с подвохом. Со звездочкой.

ИЗ ЗАЛА:

– Те же самые, отличник и отличница.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет, нет. Все. Кто сказал? Правильно.

ИЗ ЗАЛА:

– Все.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Что, если каждый ребенок получит шанс раскрыть свой потенциал? Это мысль, которая меня привела на проект «Учитель для России». Я в некотором смысле коллега с Александром, только я не из банковского сектора, а из консалтинга. И я пришел в школу именно вдохновленный этой мыслью. Что для этого нужно сделать, задумался я, и стал искать ответ на этот вопрос. Я понял, что необходимо, во-первых, зафиксировать как факт, что сегодня существует всесторонний запрос на лидеров. Это запрос государственный: это прописано в наших общеобразовательных стандартах. Это запрос общественный: этого хотят родители, педагоги, эксперты. Этого хотят бизнесмены, руководители по всему миру, более чем кто бы то ни было. И это личностный запрос, потому что развитие лидерских качеств раскрывает потенциал человека.

Я проделал кое-какую домашнюю работу, изучил федеральный государственный общеобразовательный стандарт, подтвердил для себя, что это действительно требования нашего стандарта, потому что те качества, которые прописаны в стандарте, соответствуют современному пониманию лидерства. По моему опросу, который я провел в школе в Калужской области, 75% родителей относят развитие лидерских качеств к важнейшим результатам обучения в школе, и 90% учителей, которых я опросил, согласны с тем, что из школы ребенок должен вынести не только знания по предмету, но и какие-то моральные и этические принципы.

У меня в школе был кружок, который назывался «Лидерство и саморазвитие», где каждый ученик мог поставить собственные цели и добиваться их. И вот, что они говорят по поводу того, что быть лидером. «Быть настоящим лидером – значит быть эмоционально устойчивым и сильным, уметь вести за собой людей, быть для них примером и нести за них ответственность». «Лидер должен быть сильным, убедительным и благородным человеком». «Лидер знает, как надо что-нибудь сделать, может всех зарядить». Это говорили ученики с моего кружка по лидерству и саморазвитию.

Я также прочитал деловые журналы, например, «Harvard Business Review». И вы знаете, что я обнаружил? Топ-менеджеры отмечая на вопрос, какими качествами должен обладать лидер, называют сильные этические принципы чаще, чем управленческие способности. И нацеленность на развитие, на самообразование, а также умение вдохновить других. Это новое понимание лидерства. Сегодня лидер – это уже не то, как это понимали раньше.

Во-первых, лидер – это не отличник. Это стереотип, который мешает подлинному раскрытию потенциала детей в школах. Лидер не равно одаренный ребенок, потому что часто я сталкивался с тем, что когда выделяются какие-то программы, то понимают под ними поддержку именно одаренных детей. Но лидер – это не одаренный ребенок. Лидер – это не диктатор, который понукает другими, который может, как вожак в стае, подчинить других только по физической силе.

Если вы помните из произведений блестящего Артура Конан Дойля аттестат Шерлока Холмса, который попробовал составить доктор Ватсон из общения с ним, там мы видим, что у Шерлока Холмса практически не было знаний в таких предметах как литература, философия, астрономия и так далее. Но он умел применять те небольшие знания, которые у него есть, на практике. Это то, что выделяло Шерлока Холмса. Это еще раз, чтоб зафиксировать тот факт, что сегодня существует новое понимание лидерства.

Я попробовал сделать такое определение. Лидер – это человек, обладающий эмоциональным интеллектом, устойчивостью, нацеленный на развитие и влияющий на окружающий мир. Молодец, иными словами.

ИЗ ЗАЛА:

– Смотря куда поведет.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Да, это тоже правильно.

ИЗ ЗАЛА:

– Вот для этого нужны этические принципы.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Хорошо, вы предлагает добавить пункт «д»: «обладающий этическими принципами»?

ИЗ ЗАЛА:

– Да.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Хорошо, принимаю. Я исправлю этот слайд, добавлю. Но это то, какое определение я вывел на тот момент, когда я начал заниматься этим вопросом. Из этого определения вытекает, что лидер – это не одинаковый тип людей. В зависимости от того, какое качество будет у человека развито больше, это будет другой человек. Если у него, к примеру, развит эмоциональный интеллект, но он может не быть устойчивым, и так далее. И здесь очень важно понять то, что делали дети у меня в классе, какая у них предрасположенность, какая у них характеристика, к какому типу лидерства они могут себя отнести. Потому что каждый из них уникален, и каждый из них обладает своими качествами. Здесь (на слайде) американская почему? Мне просто понравилась эта картинка.

ИЗ ЗАЛА:

– Вы рекламируете США?

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Нет.

ИЗ ЗАЛА:

– Нет, это отрицательный образ.

СТАНИСЛАВ ЯНКЕВИЧ:

– Вот эти картинки из русского «Телеграма», если что. А так мне просто очень нравится стилистика, здесь индийская стилистика обыграна. Я просто увлекаюсь дизайном немного. Я исходил из гуманистической аксиомы, что каждый ребенок обладает лидерскими качествами. Таким образом, каждый ребенок, не реализовавший себя, попадает в категорию скрытого лидера – то, с чего я начал. И далее вопрос, это очень важный вопрос, который я предлагаю вам обсудить: почему лидеры остаются в тени? Три причины: стереотипы и предубеждения, фокус на отличниках, о котором говорила Юлия Николаевна ранее, и сам факт массовой школы. В условиях массовой школы нет возможности уделить достаточного внимания каждому ученику.

Что делать в таком случае? Есть три стратегии того, как может директор или учитель поступить в данной ситуации. Он может охотиться на лидеров, то есть активно искать таких людей, поддерживать их. Он может вылавливать их, составлять какие-то программы, которые стимулировали бы детей эти качества проявлять, то есть создавать приманку для лидеров. И он может исследовать контекст, погрузиться в школу, глубокое погружение в контекст исследования того, чем на самом деле живут дети, как это делала Ирма в своей школе.

Одна из программ, которые я спроектировал, называется «Скрытый лидер». Она предлагает поощрять детей ставить собственные цели, добиваться этих целей и рассказывать о своих успехах на каких-то школьных конференциях, тем самым фиксируя свои успехи во всей школе.

Чем я занимаюсь сейчас? Сейчас я являюсь консультантом новой школы «Хорошкола», учредителем которой являются Герман и Яна Греф. В этой школе принципиальное внимание уделяется развитию тех самых качеств, о которых я говорил раньше: эмоциональный интеллект, устойчивость, нацеленность на развитие. Я рад, что каждый день мы работаем на то, чтобы дети могли эти качества в себе вырабатывать. Почему это важно? Потому что, когда я пришел в «Хорошколу», я провел исследование и обратился к данным международного экономического форума, где зафиксирован фундаментальный сдвиг, который наблюдается с 60-х годов, связанный с компьютерной революцией, ростом задач, требующих от человека нестандартных качеств, и, соответственно, снижение задач, которые требуют каких-то однообразных рутинных действий. Таким образом, сегодняшнее образование должно помогать человеку быть готовым решать эти нестандартные задачи, обладать лидерскими качествами, компетенциями XXI века. Я заканчиваю тем же вопросом, с которого начал: что, если каждый ребенок получит шанс раскрыть свой потенциал? Предлагаю подискутировать на эту тему. Спасибо.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Мы уже очень скоро подискутируем на все возможные темы в оставшееся время. Последний человек, которому я передаю микрофон, это Федор Шеберстов. Федя тоже один из организаторов программы «Учитель для России». Мы немножко поговорим о школе с другой, еще одной перспективы, которую мы сегодня пока не затрагивали.

ФЕДОР ШЕБЕРСТОВ:

– Это форум про будущее, и я обозначен как ещё один человек, который думает про будущее. Я расскажу историю, а вы подумаете, может ли такое быть. Но прежде я задам вопрос: скажите, пожалуйста, из вашей внешкольной жизни навык писания рукой или навык печатания на клавиатуре, кому нужнее навык печатания на клавиатуре, чем навык писания рукой? Прекрасно. Скажите, пожалуйста, вот те, кто поднимал руки, если бы вам была предложена альтернатива в школе: школа учит или писанию рукой или печатанию на клавиатуре, вот кто из поднявших руки сделал бы выбор в пользу печатания на клавиатуре?

Значит, история такая. В одном большом городе собралась группа родителей, которых школы этого города не устраивали, вот не нравилось им. Не нравилось делать домашние задания за детей, не нравилось, что и после школы в вузе приходится их всё равно тянуть за уши. Не нравилось то, что их такие очень разные дети попадают в совершенно одинаковый трек. В первом классе у всех одинаковая математика, а в 11-м одинаковая литература, а дети разные. Родители были очень смелые, и они решили: вот мы же запустили спутник в космос, атомную бомбу сделали, а что, мы не можем сделать школу, где у каждого ребенка будет своя образовательная траектория? И они отнеслись к этому смело, не так, как мы относимся к чистописанию и печатанию на компьютере.

И они сделали школу такую в нашем представлении революционно новую. В этой школе нет уроков, нет классов, вся школа подчинена одному принципу: она учит ребенка целеполагать, осознанно целеполагать, ставить цели и понимать, как их достигать. И всё, что было в этой школе, придумали эти самые родители: как найти зону успеха для ребенка, как научить его упорству. В общем, у них это удалось. В конце истории я спрошу вас: возможно ли это? Родители были не только смелые, но и добрые, и они решили: а чего это наши дети… Да, и все дети, прошедшие эту школу (они делали школу уже для таких детей среднего возраста), поступили в вузы, и действительно у них как-то их дальнейшая жизнь сложилась. Эти родители решили: мы поделимся нашей вот этой технологией с другими школами. И, поскольку намерения формируют реальность, они в этот же момент познакомились с одной крупной интернет-компанией, которая выделила программистов, которые, в свою очередь, сделали очень удобную электронную среду для ребенка, которая позволяет ребенку самому управлять расписанием, и вот это целеполагание у ребенка развивает. Они вышли еще в две школы. А поскольку первая школа уже была достаточно знаменита, то эти две школы тоже стали очень популярны, возник большой приток и учителей, и директоров, и детей. Директоров, в смысле, можно было выбирать директоров.

Они решили, что, во-первых, три школы – это не тот масштаб, а во-вторых, эксперимент не самый чистый, потому что понятно, что если в школу собираются лучшие учителя, эта школа становится популярной, то определенные родители начинают пристраивать туда своих детей. И они решили выйти в больший масштаб. При этом их амбицией было сделать так, чтоб эта школа тратила не больше денег, чем в среднем государство тратит на одного ребенка, во-первых. А во-вторых, чтобы это была школа для обычных детей, и несмотря на то, что там нет учителей в нашем понимании, таких вот фронтальных, количество детей на одного учителя тоже было не больше, чем в среднем по этому региону. Через три года 100 школ в этом достаточно крупном регионе начали работать по этому принципу, и школы, которые по этому принципу работают, отличаются тремя очень важными вещами. Первое, дети в эту школу ходят добровольно. Они ходят туда, потому что там интересней, чем дома или в планшетниках. Второе, все без исключения дети, которые закончили эту школу (их пока не очень много, но есть), все, кто хотел поступить в вуз, поступили в вуз. Все, кто хотел найти работу, нашли работу. Все эти дети имеют собственный жизненный план.

А третье, в этих школах (а эти школы привязаны к госстандартам) дети сдают всероссийские проверочные работы, или как там это называется, каждый год, но на учебу в нашем классическом понимании у них уходит примерно процентов тридцать времени, а всё остальное время они занимаются какой-то совместной интересной деятельностью. План этих отважных родителей: сделать так, чтобы в следующем году, уже не в регионе, а в стране заработало 300 таких школ. Коллеги, поднимите, пожалуйста, руку, кто считает такую историю реальной.

ИЗ ЗАЛА:

– Реальной в смысле возможной или уже случившейся?

ФЕДОР ШЕБЕРСТОВ:

– Возможной, возможной. Кто считает, что такая история уже произошла? В любой стране. Да, те, кто знают, поднимают руки. Такие школы есть. Это действительно не у нас, а в Калифорнии, они называются Summit Schools. Им действительно повезло: первая открытая школа была рядом со штаб-квартирой Цукерберга, который отрядил очень дорогих хороших программистов, которые сделали эту электронную среду. Сейчас в эту школу дети попадают по лотерее из обычных школ, из неблагополучных районов. Ты можешь вытянуть счастливый билет.

И вот удивительная метаморфоза. Это средняя школа, дети приходят туда в шестой класс. По их свидетельству и по свидетельству людей, которые там побывали (я – нет, я говорил с основательницей школы и с ее сыном, который там учится, но в школе самой не был), говорят, что да, действительно, это так.

ИЗ ЗАЛА:

– Озвучьте название проекта.

ФЕДОР ШЕБЕРСТОВ:

– «Саммит», как верхушка. Очень хочется, чтобы это произошло и у нас. И не только хочется, но произойдет обязательно. Глядя на то, что сейчас происходит, двигаясь с этой скоростью, надо, мне кажется, лет двадцать, если удваиваться каждый год. Может быть, это произойдёт и быстрей.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Дорогие гости форума. Сейчас пришло время на вопросы и на дискуссионную часть. У нас на это осталось четырнадцать минут.

ИЗ ЗАЛА:

– Добрый день, уважаемые коллеги! Скорее не вопрос, а отзыв. Хочу поприветствовать Юлию Николаевну, имел честь побывать в ее школе, будучи еще замдиректора по воспитательной работе одной школ Одинцовского района. То, что она говорила, это не голословно, что есть магия, это действительно так. Этот стиль чувствуется во всем, начиная с отношений и заканчивая внешним видом учеников и учителей, вот эти замечательные галстучки мне особенно запомнились. Вообще было такое удивительное чувство сначала, когда я туда поехал, думаю: господи, это так далеко, это куда-то за Звенигород, там такая школа, что ничего там нет. Но когда я увидел, это просто удивительно. И вот это чувствуется, этот подход. Я поэтому сегодня не удивился, увидев Юлию Николаевну здесь среди участников вашей программы «Учитель для России». Это просто чудесно, спасибо вам большое.

Еще такой момент. Может быть, для будущих дискуссий, по поводу выпускников вашей программы: всё-таки как у них складывается судьба? У них два года стипендия, а что потом?

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– У нас по-разному случается. У нас, к счастью, здесь есть, во-первых, Стас, выпускник программы, во-вторых, Олег. Их судьбы сложились по-разному. Стас работает консультантом в «Хорошколе», Олег остался работать в школе в Каринском и стал завучем. У нас есть часть учителей, которые остались работать в своих школах; часть учителей, которые перешли работать в московские школы; часть ребят продолжают делать образовательные проекты. То есть, так или иначе, на 100% ребята остались в образовательной среде, и, наверное, на 50 % – в школьной.

ФЕДОР ШЕБЕРСТОВ:

– Треть в своих школах, а еще треть в лучших школах.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– В лучших школах Москвы.

ИЗ ЗАЛА:

– Еще тоже маленькая такая ремарочка, последняя. Вы говорили, нужно ориентироваться всё-таки просто на всех, не только на отличников. Но, к сожалению, практика такая, что труд учителя оценивается именно олимпиадами, ЕГЭ, вот этими результатами. А то, что этот ученик пришел и толком говорить не мог, у него через каждое слово нецензурное шло или еще что-то, а сейчас он хотя бы что-то элементарно делает, умеет работать на уроках, это никак, к сожалению, не дифференцируется, не оценивается. Может быть, в рамках этого форума или какого-то ещё, не знаю, это как-то будет пересмотрено. Спасибо.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо.

СВЕТЛАНА ДАНИЛОВА:

– Общественный фонд имени Суслова, Санкт-Петербург, Данилова Светлана. Я преподаватель с двадцатилетним стажем в области дополнительного образования, потомственный учитель. Хочу спросить: вот из вас, кто сидит здесь, у кого опыт работы педагогический больше пяти лет, поднимите руки. А теперь обращаюсь к залу: у кого опыт работы учителем больше пяти лет, есть в зале? Видите, да? Я думаю, что здесь более был бы уместен диалог в наших позициях, нежели мы вас бы слушали, а вы нас нет.

Второй момент, касательно вопроса, что бы вернуло школе вдохновение. Скажу честно, уменьшение отчетности в десять раз. Второе, объективный критерий оценки профессиональности учителей. Не вот эти папки. Кто не работает, у тех папки идеальные. Кто работает, им некогда делать папки. Это второй момент. Третий момент, в котором я вижу очень серьезную проблему. Я работаю в основном с молодежью, преподаю гитару и вокально-инструментальный ансамбль, в моей деятельности мне больше приходится заниматься психотерапией с молодежью. У меня в основном мальчики от 14 до 18 лет, и двоечники, и всякие самые разные. Серьезная проблема заключается в том, что дети живут сейчас в онлайне. Они физически с нами. Они едят, сидят на уроке, ходят в школы. А сознание их живет в совершенно других мирах. То есть они больше времени проводят в Интернете, видеоблогах, они общаются в Интернете непонятно с кем. Там против них используются совершенно четкие психологические методики, их психологически зомбируют те люди, с которыми они общаются в Интернете, оттуда их уводят куда угодно. Ну как пример, как это происходит, быстренько.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Подождите, это вопрос?

СВЕТЛАНА ДАНИЛОВА:

– Это вопрос, на который, я хочу, чтобы вы как общественность обратили внимание. Как это происходит, как с этим бороться? Вопрос. Пример такой. Ребенок сидит и смотрит видеоблоги. Они сейчас все там сидят. Вылезает какая-нибудь реклама, тест: «Хочешь узнать свою профессию? Кликни сюда». Ребенок кликает туда, ему говорят: «Пройди тест, ответ будет по почте тебе прислан». Он оставляет свою почту, получает ответ по почте. «Ты гениальный ребенок, – ему пишут. – У тебя уникальные способности. Ты можешь быть космонавтом, там еще кем угодно. Ты выдающийся. Скажи, а как ты учишься? Ответь нам». Он отвечает: «Ну, так не очень, учителя там тупые, все». «Хорошо. А родители-то тебя ценят? Ты же выдающийся, у тебя всё должно быть круто. Родители ценят?» «Да нет, родители, они такие-сякие». «Иди к нам, мы тебя любим». И дальше его уводят куда угодно: в секту, в преступления, в группу смерти, куда угодно. Вот какое решение этих проблем видите вы?

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Кто-то хочет ответить?

ЯРОСЛАВ АРТЮХИН:

– По-моему, это, правда, новая реальность. С этим надо привыкнуть жить. Это не проблема и не новые условия, во-первых. А во-вторых, мне кажется, что это не история про угрозы, это просто история про то, что мы понимаем как один из наших посылов: давайте принимать детей такими, какие они есть.

СВЕТЛАНА ДАНИЛОВА:

– Разрешать их уводить в другие миры, да?

ЯРОСЛАВ АРТЮХИН:

– Никому ничего не разрешать. Мы про детей. Мы не про то, чтобы работать с кем-то там, которые где-то есть в Интернете, где угодно. Мы про детей, которые перед нами, всё, вот только про детей. Всё остальное – это история, на которую мы вообще не можем влиять.

ЕВГЕНИЙ ЯМБУРГ:

– Здесь всё накидали в одну кучу. А в куче всегда всё бессистемно. Я прошу прощения, учитывая очень жесткий лимит времени, я просто объясняю. Мой стаж почти пятьдесят лет, я директор огромной школы, меня зовут Ямбург Евгений Александрович, у меня пять тысяч своих детей, из них две тысячи здоровых и три тысячи очень тяжелых онкологических больных, без почки, мы обучаем всех ребят, а также целая сеть по всей стране. И работаю я не с отборными детьми. Еще раз, можете в меня кидать все камни, я как раз руководитель группы разработчиков профессионального стандарта педагога, который никто не читал, но все критикуют. Пастернака не читал, но …

Знаете, уважаемые коллеги, у меня очень жесткое здесь выступление оппонирующее, и я этого не скрываю. Но я предпочитаю открытые дискуссии закрытым переломам и так далее. Я, конечно, умиляюсь, когда мне говорят, что полная свобода ребенка и так далее. Я бы на дверях такой школы сделал бы слоган из старого шлягера: «Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо, я те дам, что ты хошь». Я не против того, чтобы идти за осознанными потребностями ребенка. Вопрос: насколько они осознаны? Это первая серьезная вещь. Вторая, как человек, работающий на стыке медицины и психологи, педагогики и культурологии уже много, и вместе с врачами, я знаю, что состояние здоровья и психики детей будет всё хуже, хуже и хуже. И главной специальностью тогда скоро станет дефектология. И вот у меня вопрос. Даже не вопрос, я просто оппонирую здесь очень серьезно. Я не против современных цифровых технологий, я ими пользуюсь, и особенно в больницах, где книги вообще невозможны с точки зрения гигиены и так далее. И я даже после, во время химиотерапии, тяжелой процедуры, дети занимаются робототехникой, математикой, они отвлекаются, сдают экзамены. Но я про другое. Вот в прессе сегодня учителей бьют и бьют вроде бы за дело. А мне приходится разбираться как члену Общественного совета. Вот учитель закрыл рот ребенку. Ну, гадина она, конечно, в первом классе. Это же психологическое насилие, она пошла под суд, потеряла профессию. Но вот я как специалист вам говорю: у этого ребенка СДВГ, синдром дефицита внимания и гиперактивности. Интеллект там в норме, но нейронные связи нарушены. Кто эту учительницу учил работать с этим ребенком? Это совершенно новые компетенции. И все эти разговоры: «Давайте жить дружно, давайте откроем всё…» Ребята, я за гуманизм, но гуманизм, который понимает, с кем вы имеете дело. Поэтому в этот профессиональный стандарт мы закладывали именно компетенции психолого-педагогические. Педагогика – девушка очень ветреная, она полигамная, она дружит со всеми: и с психологией, и с медициной, и с культурологией, и так далее. И если учитель в этой ситуации некомпетентен, то никакие цифровые технологии не спасают, это надо понимать. Для меня это очень удобный сервис и не более того, это первое. Второй момент, который у меня вызывает тоже очень жесткое оппонирование. Я немножко знаком, мне приходится ездить и с финскими, и с американскими коллегами, там не всё так благополучно, как вам кажется, и не надо нам рассказывать сказки Венского леса, вы поезжайте, посмотрите. Потому что ведь дело не в том, чем – пальцами стучим или пишем мы, или скоро будем голосом, – но если вы не развиваете мелкую моторику ребенка, вы не развиваете мозг. И там миллион всего, мне некогда об этом говорить.. Меня на эти штуки тоже не купишь, потому что на самом деле это очень опасно, идет недоразвитие. Четвертая позиция. Понимаете, нет ничего опасней сегодня, чем сочетание современных боевых технологий и средневекового менталитета, ну, грубо говоря, обезьяны с гранатой. Что мы сегодня и наблюдаем? На самом деле вы же марксисты, провались всё пропадом в этом смысле, вы считаете, что изменение среды, то есть бытия, меняет сознание. А вот и нет. Потому что я за то, чтобы воспитывать. Я никого не зову в пещеры. Я не за то, чтоб мы воспитывали… Ну я не знаю, нам нужен умелый мобильный человек сегодня, меняющий профессию. Но умелая мобильная сволочь еще опаснее, чем необученная, это надо понимать очень хорошо. Поэтому есть ценностные вещи. Я под тяжелым впечатлением от последней выставки, она называлась «Взгляд в будущее», то, что мы обсуждаем. Ну, у нас там свой стенд, понятно, мы рассказывали, как работаем с тяжело больными детьми, как они выходят. Но я пошел по этой выставке. Я даже прежде, чем к себе в зал пришел, я уже оббегал всё, надо же учиться всё время самому, не только выступать. Вот я вхожу на эту выставку в Манеже. Но первое – это список иконы Троицы в цветочках. Видимо, это наше будущее всё. Там выступление патриарха, это совершенно замечательно. Я иду вправо, а там голограммы, там убийцы и убиенные все вместе. Там и Ленин, там и Бердяев, там и Флоренский, это всё наше. Замечательно. Но еще интереснее я увидел… А технологии потрясающие, деньги затрачены. Дальше зал 3D. И дети лежат, как сегодня, на пуфиках, свободно смотрят. Содержание этого фильма очень простое, я его назвал «Все умрут, а мы останемся». К 2050 году Америка грохнется, сдетонирует Калифорния, основной язык там будет испанский, потому что их уже больше будет. Европу зальет всякими дождями и ливнями, и останутся две экономики – Китай и мы. То есть все умрут, а мы останемся. Вот эта наша попытка архаику запаковать… А детям нравится: роботы бегают, 3D кругом, человека там не видно и так далее. Вот это очень опасная вещь. Существует, а я здесь говорю как культуролог, закон очень опасный, очень тяжелый, его надо знать. Это закон технико-гуманитарного равновесия. Сегодня надо понимать, что всё к столбу пользы привязать невозможно. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Потому что сегодня мы пытаемся как можно быстрее вооружить их современными… Это правильно, никто не требует отката назад. Но я когда вспоминаю работу Сеченова, это вообще фантастика, называлась она «Этюд оптимизма». Он считал, что в XXI веке нравственность не понадобится, что железобетонные стены не будут гореть, пароходы не будут тонуть и так далее, и тому подобное. Но понимаете, пароходы тонут, и всё горит, и везде человеческий фактор. На самом деле, никуда вы от этого не денетесь. Так вот, всегда то, что можно пощупать, было выгодно. Это мог быть пулемет, автомат, гаджет. Это видно сразу, а гуманитарные идеи столетиями пробиваются. И идею единства Европы первым высказал Данте в XIV веке, и до сих пор мы спорим о брекзите и так далее. Но как только нарушается эта вещь, возникают очень тяжелые вещи. История ставит очень жесткие эксперименты. В 1972 году в Кампучии или в Камбодже (по-разному говорят) современное стрелковое оружие попало к горному племени кхмеров, которые жили первобытнообщинным образом.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Евгений Александрович, у нас кончается время.

ЕВГЕНИЙ ЯМБУРГ Е.А.:

– Всё. Так вот я вам хочу сказать, ребята, не надо нам втирать в очки. На самом деле…

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Ах, вот оно что!

ЕВГЕНИЙ ЯМБУРГ:

– Да, да, да! Я просто вас всех люблю. Вы такие молодые и красивые, но такие еще цыплята. И вы должны понимать: вы работаете со средствами, а для меня впереди информационных технологий идут педагогические. Они важнее. Особенно имея в виду наш очень сложный контингент и очень сложную нравственную и политическую ситуацию в стране. Всё.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо.

ЮРИЙ ХОМЕНК.:

– Директор Поволжской академии боевых искусств. Мы своими силами построили три спортивных комплекса. У нас занимается 1 200 человек на сегодняшний день: чемпионы мира, чемпионы Европы и так далее, и так далее. Большое спасибо, ребята. На самом деле подготовились хорошо, сделали. Молодые, глаза горят, это очень здорово. Дай бог, чтобы горели и дальше, потому что когда пройдет какое-то время, к сожалению, глаза немножко тухнут, эмоции спадают. Бойтесь вот этого, когда спадут эмоции, потому что педагогу очень важно быть эмоциональным, быть интересным, быть впереди всех. В Японии говорят: «Сэнсей – это идущий впереди». Здесь мы это используем. Большое спасибо и старшему поколению, которое тоже внесло свой вклад в дискуссию. На самом деле, мы были на других площадках, но там дискуссии не было. Там просто нам втирали, что вот так и никак иначе. А здесь, в общем-то, появилась какая-то дискуссия, и это тоже полезно.

«Учитель, открой нам глаза, мы хотим видеть свет.

Учитель, прости, мы идем в этой жизни на ощупь.

Когда ты был жив, за тобою ступали след в след.

Когда же воскрес – в этом мире не стало жить легче.

Мы ждали тебя, мы искали тебя столько лет,

Но в поисках вечных невольно менялся твой образ.

Боюсь, за века в безрассудстве утерян твой свет.

Боюсь, за века в безрассудстве утерян твой голос.

Ты приди к нам, Господь, отогрей ото льда наши души.

Ты сними с нас печать одиноких несчастных сердец.

Посмотри же вокруг, этот мир сомнением разрушен.

Посмотри же вокруг, и на землю спустись, наконец.

А ведь я приходил. Я стучал, но никто не открыл.

Каждый раз я стоял перед вашею дверью.

Я будил вас, кричал, объяснял, говорил,

Но, увидев меня, почему-то никто мне не верил.

Ожидание – ваш бог, а меня не хотите вы видеть.

Лишь вокзал – ваша вера, ваш удел, как всегда, – ожидать.

Поднимая глаза, вы готовы в безумие верить,

А меня вы опять готовы на дыбе распять.

Я не там, где есть страх, а я там, где любовь и прощенье,

Где энергия силы, где вера струится ключом.

Перед вами учитель. Навеки отбросьте сомнения.

Перед вами учитель. Что нужно для жизни еще?»

(Аплодисменты).

ЮРИЙ ХОМЕНКО:

– У Ленина, хоть сейчас и непопулярно это говорить, была фраза: «Мы должны поднять авторитет учителя и в материальном, и в финансовом, и в интеллектуальном плане до такой степени, которой не было в буржуазном мире». К сожалению, вот этого у нас не произошло. До сих пор, вы говорите, маленькая зарплата. Уважение к учителю происходит только тогда, когда это личность, когда это авторитет и для учеников, и для государства тоже.

Еще раз большое спасибо за такую очень интересную площадку. Молодые ребята очень хорошо выступили, очень здорово. Хотелось бы их поддержать, и чтобы у них глаза продолжали гореть.

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Спасибо большое! Спасибо большое учителям!

(Аплодисменты).

ЕВГЕНИЙ ЯМБУРГ:

– Я совершенно не согласен с коллегой: «Ну вот, такая реальность, а что мы можем сделать?» Можем, но это очень тяжелая история. Буквально год назад у меня две девочки-девятиклассницы в «ВКонтакте» послали себя обнаженными одиннадцатикласснику. Как сказала моя пожилая жена, «в их годы мы надевали колготы, а они их снимают». Этот гад выложил в Интернете, началось обсуждение, как знаменитая школа Ямбурга воспитала проституток. Стали звонить пранкеры, требовать с меня. Я говорю: «Не буду отвечать, потому что закон «О защите информации». – «А, вы хотите по-плохому?» – «Спокойно, по-плохому я уже всё записываю, судиться будем». Заткнулись.

Но девочки, когда это увидели, написали прощальное письмо, что они идут сбрасываться с пятнадцатого этажа. Дело происходило в воскресенье. Вот представьте себе, воскресенье… Хорошо, у меня молодые айтишники, которые под никами шарят в Интернете, эту ситуацию вытащили. Мгновенно классный руководитель блокировал этих девчонок. С утра в понедельник вызываю отца этого парня. Ну то, что я скажу, меня не красит, но давайте говорить честно, да? Вот у меня вышла книжка «Беспощадный учитель. Педагогика non-fiction», вот нельзя говорить нечестно. А я его просто знаю, он прошел горячие точки. Говорю: «Ты понимаешь, они, конечно, дурехи, но ты же мог ведь стать причиной двух трупов у меня в школе». Отец говорит: «Что делать?» Я так снял очки и говорю: «Ты знаешь, старик (а мы на «ты»), мне нельзя, а тебе можно, прикладная педагогика». Он говорит: «Я понял». И на следующий день парень пришёл в темных очках. Он ему фейс начистил. Вот это я называю сочетание традиций и новаторства в педагогике.

(Аплодисменты).

ОЛЬГА ФОГЕЛЬСОН:

– Всё, на этом мы уже точно заканчиваем. Спасибо!