Добровольный поисковый отряд "Лиза Алерт" (ПСО «Лиза Алерт») – это некоммерческое объединение, ставящее своей основной задачей оперативное реагирование и гражданское содействие в поиске пропавших людей.

Об отряде «Лиза Алерт»

Это сообщество людей без каких-то юр. лиц, кошельков, денег, объединённых одной идеей, с очень узкой специализацией – поиск пропавших людей. И внутри этой специализации мы умеем, наверное, почти всё, что есть в мире из технологий и идей. Мы это почти всё применили и достигли, скажу так нескромно, весьма неплохой квалификации.

Почему вы оставили бизнес и начал искать людей?

Честно говоря, мне кажется, что я не бросаю бизнес. Я так себя обманываю. На самом деле вы правы. Лиза Фомкина, то есть ровно Лиза Фомкина, из-за которой отряд появился, это был для меня тот самый момент… У каждого поисковика есть тяжелейший поиск, который выбивает из колеи, который делит его жизнь на «до» и «после». Потому что какие-то моменты, с которыми мы вынуждены сталкиваться, их очень тяжело пережить, и они меняют сознание. Но они не убивают тебя как человека, они объясняют, расставляют точки, зачем это точно (надо) делать.

О впечатлениях и эмоциях от первой поисковой операции

Вообще, значительно более богатые (эмоции), чем сейчас. Потому что все острые углы стираются. Разумеется, когда у тебя есть опыт из 10 поисковых мероприятий – одни эмоции; когда у тебя есть опыт 100 поисковых мероприятий – у тебя другие эмоции; когда у тебя есть опыт из 500 поисковых мероприятий – у тебя третьи эмоции. И чем дальше ты уходишь от начала такой своей поисковой карьеры, если можно так сказать, тем меньше яркости в этих эмоциях. Но, с другой стороны, появляются другие краски, потому что ты не становишься безжизненным таким сухим цветком какой-то икебаны, нет, ты все это испытываешь, но просто иначе. Ты можешь получать совершенно другие эмоции, непонятные обывателям, ты можешь радоваться своим достижением, радоваться тем событиям, которые меня на первом поиске выбили бы из колеи, а на 200-ом поиске это будет для меня некой победой. Например, если я смог найти в огромном лесу, предположим, погибшего человека, - это хорошо, а не плохо, по той причине, что погибшего человека найти очень сложно. И это значит, что мы все делали правильно, и качество нашего поиска очень высокое.

С другой стороны, понятно, что это страшная трагедия для всех, потому что вот человек ещё недавно был жив, а мы его обнаружили уже погибшим. Но мы не боги, не волшебники, мы можем дать шанс, но мы не можем изменить течение событий. Мы можем максимально ускорить все действия, которые от нас зависят. В какое-то время вы начинаете злиться на родителей, которые вам сообщают не всю информацию. Потом это проходит, потому что все родители сообщают не всю информацию, и вы находите понимание этих событий, и у вас не происходит возмущение, почему же они мне не сказали… Потому что они, как и предыдущие, как и пред-предыдущие, не всё сказали. Потому что родителям, когда заявляют о пропаже ребенка, очень тяжело примерить на себя этот костюмчик, что это сейчас самая страшная ситуация в их жизни, вот сейчас возможно для ребенка и для них это самое страшное и надо говорить все. Они думают про семью, о том, что о них подумают, как бы не сказать чего-то лишнего. У всех пропадают идеальные дети, очень домашние, которые ни в коем случае не имеют никаких вредных привычек, никогда до этого не пропадали и так далее. Все рассказывают какую-то позитивную историю. С течением поискового мероприятия, когда время начинает уходить, родитель начнёт больше пугаться, и он добавляет в историю каких-то красок: а на самом деле она так делала. Естественно, нам нужна вся картина для того, чтобы правильно построить алгоритм поиска, чтобы не ходить по каким-то ложным направлениям. Нам надо очень хорошо понимать, что нам делать. И нам нужна вся правда, разумеется, сразу. Но родителям очень тяжело отойти от истории, что сейчас я буду демонстрировать идеальную семью, и прийти к истории, что надо все рассказать.

О волонтёрах-поисковиках в фильме «Нелюбовь»

Андрей Петрович (Звягинцев) — очень талантливый режиссер. Я хорошо для себя понимаю, что так красиво нас никто (больше) не снимет, и что та часть картины, в которой есть поисковики, действительно очень эффектная. Для обывателя, для человека со стороны, я скажу так, это максимально близко к реальности. Но там достаточное количество каких-то художественных моментов, которые совершенно никак не спорят с реальностью, но, может быть, чуть-чуть добавляют красок. К примеру, когда мы прочёсываем местность по подозрению, что человек может лежать и не откликаться, мы ходим значительно медленнее, потому что скорость в 4-6 километров в час не предполагает, что вы всё увидите. Настоящая скорость поисковой операции по прочёсыванию местности не превышает 1,5 км/ч, а очень часто вообще 0,8 км/ч. Но если в кадре люди будут плестись со скоростью 0,8 км/ч, для зрителя, наверное, будет не тот эффект. И тут режиссер преследует свои цели, именно художественные цели. Ещё, с точки зрения точности, мы стараемся не выстраивать длиннющих цепей. Только когда у нас массовое поисковое мероприятие, где очень много народу и совершенно катастрофически не хватает подготовленных старших, мы можем выстроить огромные цепи из людей, которые приехали первый раз, ничего не умеют. Тогда мы поставим с одного края нашего старшего, с другого, в середину, и страшными криками будем пытаться уговаривать их делать правильные действия. И вот в этом режиме у нас получится длинная цепь.

А так самые эффективные группы — это два, три или четыре человека, ну шесть человек.

Чем больше группа людей, которая идет по определенной задаче, тем чаще им приходится останавливаться, выстраиваться, они значительно больше сил тратят на соблюдение режима мероприятия, например, прочёс какого-то квадрата, чем на сам процесс. Хотя, конечно, что касается выносливости, там другая история. Представим ситуацию: заблудилась бабушка. Когда три человека прочесывают квадрат 500 на 500 метров в стандартном лесу, у нас они потратят часов десять-двенадцать. А в классическом поиске таких квадратов может быть 40-50, которые надо прочесать. Когда это будет делать пять человек, они потратят на два часа меньше. Это вот к началу истории, к тому, что находить погибших намного тяжелее, потому что там только прочесом, там нельзя их собрать другими методами. При этом мы всегда в своих поисковых мероприятиях стараемся не доходить до этой стадии. Поиск, который пришёл к тому, что надо прочесывать местность, — это поиск с ошибками на стартовых этапах. Либо это ситуация со здоровьем, такое тоже часто бывает, когда мы сразу предполагаем, что человеку может стать плохо.

Возвращаясь к Звягинцеву, к реальности картины… У меня есть некоторые знакомые, которым не нравится, как он нас показал. Им кажется, что мы другие, мы мягче, человечнее и так далее. Абсолютное большинство поисковиков внутри отряда согласно с увиденной картиной. В принципе, в целом, согласны. Андрей Петрович очень глубоко изучал наши методики. Вы там (в фильме) можете увидеть проверку подъезда, когда человек дежурит на первом этаже, люди проходят все лестницы с фонарями. Это прямо наша стандартная ситуация по поиску убежавшего ребенка. Я скажу так: наверное, с точки зрения человека снаружи, 90 процентов из того, что вы увидите в картине, в этой истории, - да, мы так работаем.

Почему пропадают люди?

Категории (людей), которые чаще всего пропадают. В половине случаев это пожилые люди с частичной или полной потерей памяти. Бывают разные ситуации: деменции, Альцгеймер и пр. Чуть-чуть — это люди всех возрастов с разными болезнями, которые не дают им возможности вернуться домой, не дают возможности вспомнить или обездвиживают их в каком-то месте. Но это небольшая часть. Грубыми мазками: половина — это дети, которые убежали осознанно; половина — это пенсионеры, которые забыли, куда идти.

О самых необычных поисковых операциях

Много поразительных. Одинаковых поисков нет. Есть какие-то базовые шаблоны, но одинаковых поисков нет. Существуют ситуации, при которых нам есть от чего впечатлиться. Существуют люди, которые ждали спасения по несколько дней, заблудившись в природной среде при ночных отрицательных температурах, и мы не верили, что так можно выжить, но человек был живой, и это замечательно. Я помню бабушку, которая на восьмые или девятые сутки покинула пределы леса, потому что поняла, наверное, что эти остолопы её так ещё долго будут искать, выползла сама со сломанной ногой. Она девять дней ползла, пила из ручейков. И это впечатляет.

Я помню, мощнейшая история произошла в канун празднования Дня победы в Смоленской области. Последний ветеран, оставшийся в районе, которому было за 90, пошёл за прутиками в лес и заблудился. Прутики ему нужны были для того, чтобы сделать какой-то парник у себя на участке. Заблудился. Мы приехали, начали поисковые мероприятия. Огромное количество людей из МЧС, ещё какие-то службы. Там таким треугольником сходятся две лесные реки. Много групп подготовленных специалистов с огромным опытом были отправлены для оценки, может ли наш ветеран преодолеть эту реку, одну или вторую. То есть можем мы сосредоточить поиск в этом треугольнике или надо выходить дальше? Реки были очень тяжелые, преодолеть их невозможно и молодому. Мы несколько дней искали внутри этого треугольника, очень тщательно. В конечном итоге ветеран, как это водится с пожилыми, которые не хотят долго ждать, когда их найдут, вышел сам из леса. В первые сутки он преодолел реку. Это для нас препятствие, а для него нет. Он помнит, что ему куда-то туда, и спокойно её преодолел. Это последний ветеран района. Было комично, что мы занимаемся поиском, у нас работает по очереди два вертолета на поисковых мероприятиях… Потом, когда у него спрашивают: «Дед, ты вертолеты видел?» Он говорит: «Ну да, я думал, что это День победы празднуют». У него даже мысли не было, что его могут таким образом искать.

Есть много ситуаций с поиском, которые вызывают позитивные эмоции. Если вспоминать удивительные случаи… Ребята прошли по реке… Страшно, когда в зоне поисков есть река, вода детей убивает. Дети идут попить, дети обессилены, не так оценивают историю с тем, насколько надо быть осторожным рядом с водой. Дети идут попить и падают в нее… И тут ребенок прошёл вдоль реки километров семь, нашёл заброшенную деревню, в которой он решил забазироваться. Ему было страшно, и вот там, в этой деревне, он остановился, там наша группа его и нашла. Это было замечательно, потому что опять же я в этот момент уже не верил, потому что вдоль воды, потому что слишком много шансов на то, чтобы не быть спасённым…

Счастливых историй на поисках очень много, счастливых финалов, радостных эмоций просто огромное море… Я могу вспоминать долго, и завтра закончим. По каждому человеку есть что вспомнить. В памяти не остается всех имен, конечно. В памяти остаются какие-то фрагменты: 45-й размер ноги, какой-то рисунок протектора, в каком-то поиске вес, в каком-то – имя, в каком-то еще какая-то особенность … И набор особенностей позволяет вспомнить тот или иной поиск. Когда мы с коллегами по отряду пытаемся что-то вспоминать, иногда это бывает именно таким вот образом. «Помнишь, было много полиции, то ли бабушка, то ли дедушка, холодно…» Всё, этого достаточно. Потому что много полиции на поисках — это достаточно редкое явление. И вот сразу всё складывается в картину. Вот такие маркеры: здесь размер ноги, здесь ещё что-то яркое… Много историй, которые можно вспомнить с большой радостью. Достаточно сказать, что в прошлом году суммарно обработано более 9 тысяч поисковых заявок, 9 400 с чем-то, и больше 7 тысяч человек найдены живыми. Есть что вспомнить.

О сотрудничестве «Лизы Алерт» с государственными службами

Мы совершенно по-разному сотрудничаем с полицией, с МЧС, со Следственным комитетом. Так или иначе, вопрос поиска затрагивает все силовые ведомства. Объективно поиск человека находится на срезе, каждый этот государственный орган к нему как-то прикасается, но у семи нянек дитя без глазу. Потому что полиция, которая должна заниматься этим по закону, не имеет достаточного ресурса для этого.

Теряется очень много людей. И у полиции нет никакого ресурса для того, чтобы эффективно работать в рамках поисковых мероприятий. Просто не хватает людей, не хватает технологий, нет инструментария, да ничего нет… Даже если будет очень талантливый полицейский с огромным желанием, ему за это же время надо найти ещё вот этого, вот этого, ещё преступника, ещё здесь вот написать, ещё вот сюда сходить на совещание и так далее. В этом плане добровольцы намного эффективнее, потому что нас много, мы не ограничены какими-то прописанными уставными действиями, у нас очень широкий диапазон возможностей. И, казалось бы, можно подойти от обратного. Полиция может сделать запрос, на него обязаны ответить, у них есть некий мандат от государства на осуществление тех или иных действий. Но чем отличается розыск, которым занимается полиция, от поиска гражданского, которым занимаемся мы? При человеческом подходе мы получаем всю ту же самую информацию от людей, просто от людей. Да, нам не обязаны показывать камеры на заправке, проходила здесь бабушка или нет. Но человек, примеряя на себя ситуацию, думает: а если так будет с моей матерью? Какие у него причины это не сделать? И они начинают взаимодействовать с нами, и это очень хорошо, это позволяет спасать жизни.

По взаимодействию с МЧС: у нас отличный контакт, совместные учения, часть структур МЧС перенимает наш опыт. Опять же почему на срезе? У МЧС нет такой задачи – искать пропавшего человека, как таковой. Потому что пока они будут в лесу, они, в некотором роде, не выполняют другие функции. Поэтому тут смысл для нас в том, чтобы, наоборот, сделать максимально много без применения маленького государственного ресурса, который государство может потратить на это. Что касается поиска в природной среде, здесь наше умение практически уникально. Есть незначительные группы внутри МЧС, внутри полиции, внутри Следственного комитета, которые уже освоили эти технологии или знают их по другим причинам, в состоянии ходить по лесу и выполнять такие задачи. Но мы говорим о ничтожно малом проценте. Если взять все службы, то, конечно, в МЧС этот процент намного больше, чем в других службах.

По взаимодействию на верхнем уровне, грубо говоря, на уровне министерств: здесь хорошее понимание с МЧС, есть хорошее понимание со Следственным комитетом. Есть трудности в понимании с полицией. В виду некой закрытости полиции у нас нет внутреннего диалога на сегодняшний день. Но я полагаю, что это временная история, и мы ее в ближайшее время преодолеем. Если говорить про уровень не министерств, а про то, что полицейские называют «на земле», вот «на земле» всё хорошо, как правило, везде со всеми. Потому что любая служба заинтересована в том, чтобы проблему убрать, чтобы проблемы не было. Пропавший есть проблема. Как можно убрать? Двумя путями. Первый путь для них стандартный – можно проблему не замечать; второй путь – «ну, давайте найдем». И вот это «давайте найдем», когда появляется какая-то внешняя сила, которая делает то же самое, это некая синергия. Они ищут, мы ищем, и при взаимодействии, при обмене информацией, при правильном приложении силы, совместном использовании ресурсов, конечно, это намного проще.

Как создать свой отряд по поиску людей?

Для того, чтобы создать свой отряд, надо просто захотеть искать людей. Мы поделимся методикой, умением и так далее. Для того, чтобы стать «Лиза Алерт», создавая свой отряд

где-то в городе N в N-ской области, надо соответствовать очень многим критериям и требованиям. Это будет утомительно. Лучше сделать отряд «Одуванчик». Мы всем поможем. «Лиза Алерт» – это круто и здорово, но это тяжело.

В том, как присоединиться, ничего сложного нет. Есть сайт lizaalert.org, есть огромное количество групп в социальных сетях. Если это Москва, то мы проводим регулярные встречи с новичками. Если это какой-то регион – надо написать местному руководителю, местным координаторам, просто приехать на поиск и сказать: «Здрасьте, я первый раз. Что мне делать?» И на деле все объяснят.

Девиз Григория Сергеева

Ничего невозможного не бывает, вот вообще ничего невозможного не бывает. Можно перевернуть всё с ног на голову, оно все равно будет устойчиво работать, если это очень хочется сделать.

О книгах, которые помогут стать сильным

Мне кажется, что идеальна в этом плане депрессивная литература, которая позволяет выглянуть за окно и понять, что всё не так. Какой-нибудь там товарищ Оруэлл со страшным «1984» или со «Скотным двором». Может быть, даже товарищ Кафка. Я бы не рекомендовал легкую литературу для того, чтобы стать сильнее.

Мечта Григория Сергеева

Иной уровень безопасности внутри страны, иная ценность человеческой жизни.